Проза «Невероятное приключение с неожиданным концом»

Лео лениво потянулся в постели и зевнул. Предстоял еще один тяжелый день. Не менее легкий, чем вчерашний. Нужно набраться сил для того, чтобы вылезти из-под одеяла, натянуть на себя утренний халат, почистить зубы…

«Альберт!» - Лео решил нарушить заведенный порядок. В комнату просочился Альберт, биоробот-камердинер новейшего поколения. Семь попеременно сокращающихся нижних конечностей создавали эффект плавного перемещения в пространстве, без рывков и прерываний, благодаря чему у Альберта было одно из главных качеств дворецкого: умение незаметно и немедленно появляться и так же незаметно исчезать.

Канкун Гракх, первым создавший биокамердинера, любил повторять: «Хороший камердинер должен уметь обходиться одной парой рук. Ног может быть сколько угодно, но рук – всегда только две!» Поэтому испокон веков все камердинеры производства «Гракх Inc.» были двурукими.

Была, правда, еще линия многоруких вишну-камердинеров, но семья Кантов придерживалась традиционных воззрений, потому все дворецкие у них всегда были о двух руках.

Лицо Альберта выражало невозмутимую готовность. Вернее, Лео знал, что это полное отсутствие какого-либо выражения на всегда бесстрастном лице камердинера означает невозмутимую готовность. Абсолютно человеческое лицо биоробота казалось жутковатым из-за застывшей на нем маски невозмутимой готовности.

«Сегодня я буду завтракать в постели», - решительно заявил Лео.

Альберт исчез и появился мгновение спустя с подносом в руках.

Брошенный на поднос взгляд едва не лишил Лео боевого задора: йогурт, яичница с беконом, два тоста, апельсиновый джем и чашка кофе с кофейником. Совсем как вчера…. И позавчера… и неделю назад…. И в прошлом году…

«Так не пойдет, - подумал Лео. – Начинать надо с мелочей».

«Альберт, унеси это и взамен принеси апельсиновый сок, овсянку, два банана и чай с бутербродами».

«Какая-никакая, а новизна, - думал Лео, весьма довольный собой, жуя бутерброд. – Нужно продолжать в том же духе».

Дух бунтарства, внезапно пробудившийся в молодом человеке, заставил его, не надев утреннего халата, прошмыгнуть в ванную комнату и почистить зубы запасной зубной щеткой.

Давно уже у него не было такого прилива жизненных сил, такого подъема. Отец называл его «нытиком». Лео, и правда, иногда чувствовал себя не молодым сорокалетним юнцом, а дряхлым безвольным придатком к этому молодому, пышущему здоровьем и силой телу. То ли дело его отец, Вениамин Кант. Он нашел свое призвание и удовольствие в жизни: вот уже сорок с лишним лет он всласть наслаждался властью, дарованной ему рождением и должностью. Как премьер-консул Кант-отец руководил деятельностью Законодательной палаты и имел право наложить вето на любой законопроект. А должность Верховного Прокурора давала ему широкие полномочия возбудить уголовное преследование любого свободного гражданина. Правда, последние десять лет он практически не пользовался этим правом, ибо в полной мере вкусил от этого плода в начале своей политической карьеры. В один прекрасный момент Кант-отец пресытился допросами и пытками своих ближайших врагов и сосредоточился целиком и полностью на законотворческой деятельности. «Гораздо приятнее чувствовать свою власть не над одним человеком, а над всем народом», - любил повторять отец.

Не так давно, чтобы порадовать отца, Лео решил составить генеалогическое древо семьи Кантов. Не учел он только одной детали: большая продолжительность жизни сделала древо очень коротким. Кроме того, ему удалось проследить корни семьи лишь до прадеда.
Старший брат, Томас, играл на бирже. В глазах у него были одни доллары, а по ночам в эротических сновидениях ему являлись золотые слитки.

Пятнадцать лет назад он умудрился-таки жениться и завести двоих детей, Шекли и Урсулу, которые сейчас жили со своей матерью Евой на ферме за городом.

Сестра, Диана, посвятившая себя телевидению, создала и загубила не один десяток развлекательных шоу. Ее дочь Оливия тоже обитала на ферме. Ева, жена Томаса, казалось, находила какое-то странное удовольствие в общении с детьми, благодаря чему остальные члены семьи были избавлены от излишних обязанностей, шума и детских криков.
Возможно, Лео пошел в мать, Инге, которая в свои девяносто с лишним лет никак не могла найти для себя достойного занятия. Она порхала от приема к приему, устраивая благотворительные вечера помощи приютам для домашних любимцев и концерты для начинающих певцов в возрасте до восемнадцати лет. Временами она находилась на курортно-санаторном лечении в клинике для душевнобольных. Там у нее было немало близких друзей, с которыми она, впрочем, встречалась лишь в клинике. Сколько Лео ее помнил, мать всегда была такой. Быть может, в этом и есть ее призвание…

Дед Лео, Карл, ощутив в пятьдесят возвращение молодости после первого же курса лечения, сбежал с певичкой из кабаре. С тех пор никто о нем ничего не слышал. Его жена Клара, бабка Лео, пустившись во все тяжкие после бегства мужа, погибла в пожаре на вилле где-то в Испании в объятиях очередного любовника.

В результате у молодого, только вступающего во взрослую жизнь Вениамина, остался один близкий человек во всем свете – дряхлый старик, которому стукнуло девяносто, когда открылся Первый Центр Стволовой Трансплантологии и который мог умереть в любую минуту. В те времена люди в таком возрасте были совсем иными, нежели нынче. К девяностой годовщине Генрих Кант подошел, если не сказать, подполз, совершенной развалиной.

Однако он устроился, казалось, лучше всех.

Стволовые клетки побороли ревматоидный артрит, атрофический гастрит и цирроз печени, но не смогли в полной мере одолеть старческое слабоумие. Клеткам его почти умершего головного мозга пришлось особенно тяжко. Прадед снова научился говорить и самостоятельно себя обслуживать, однако, до сих пор иногда у него случались провалы в памяти, он забывал, кто он, где находится и что за люди вокруг.

Сейчас Генрих Кант жил на одном из островов в Тихом Океане, где дюжина молоденьких девиц холила и лелеяла его дряблое тело, так и не обретшее молодецкой крепости. После десятилетий сна не все клетки смогли пробудиться, оттого лицо его напоминало печеное яблоко, а желтоватая кожа была испещрена темно-коричневыми старческими пятнами. Кроме того, он усох ровно в два раза по сравнению с тем, каким он был в сорок-пятьдесят лет.
Прадед был эдаким добрым жизнерадостным ребенком с лицом, усеянным морщинами, чья любая прихоть мгновенно выполнялась. Лео иногда завидовал его бодрости и жизнелюбию. Генриха Канта нельзя было назвать дряхлым старцем. Он был, скорее, уродливой сморщенной сладострастной обезьяной с невыразимой жаждой жизни и нескончаемой тягой к плотским утехам.

Конечно, отец называл Лео «нытиком», хотя, впрочем, особого беспокойства в отношении сына он не испытывал. Вениамин Кант был уверен, что лет через десять-двадцать младший сын одумается, обретет твердую почву под ногами, ему подберут мать его детей, и его жизнь наладится, как миллионы других жизней.

Он готовил Лео себе на замену, надеясь, что к тому времени, как последний вникнет в суть законотворческой деятельности, он, Вениамин Кант, ею пресытится и будет подыскивать себе новое занятие. Время от времени отец требовал, чтобы младший сын присутствовал на собраниях Законодательной Палаты для того, чтобы тот проникся духом законотворения и ощутил всю прелесть власти над судьбами других людей.

Лео припомнил последнее собрание Палаты, на котором он внимательно следил за дискуссией консулов. Она была посвящена законопроекту «О праве ношения гульфиков». Он тогда еще подумал, кто же их сейчас носит: память о гульфиках осталась лишь на страницах исторических романов и учебников по истории…. Но консулам виднее; очевидно, это право играло немаловажную роль в жизни страны. Лео тогда так увлекся полемикой правых и левых, что к концу собрания не мог определиться, на чьей стороне находился бы он. Отец весьма умело управлял дебатами, вовремя осаживал наглецов и подбадривал нерешительных. А в финале, когда все пришли к консенсусу и постановили носить гульфик только тем, кто получил это право по рождению, премьер-консул использовал свое право вето и назначил новые сроки для обсуждения проекта о праве ношения гульфиков.

Лео долго еще находился под впечатлением от услышанного, решил написать «Историю и методологию ношения гульфиков», даже начал изучать предмет своего исследования, но потом как-то постепенно интерес его угас.

Был еще один интересный случай, который увлек Лео более других. Партия левых конгрегатов выдвинула законопроект «О сокращении временных затрат на часовые пояса». Суть шла о том, что, согласно принятому двести пятьдесят лет назад Декрету «О часовых поясах», существовало десять часовых поясов. Когда в одной части страны люди просыпались, в другой – уже ложились спать. Партия левых конгрегатов предложила сократить количество часовых поясов до двух-трех, что привело бы к установке Единого Времени, сократило затраты, создаваемые разницей во времени, а население по всей стране поднималось бы и ложилось спать в одно и то же время. Один из консулов так начал свое выступление: «Представьте себе, что ваша Тетушка… или Матушка… живет в другой части страны, в другом часовом поясе. Разница во времени у вас с ней, к примеру, девять часов. Отобедав в кругу семьи, вы, скажем, часов в шесть пополудни решили позвонить своей тетушке… или матушке… Набираете заветный номер, а в ее часовом поясе три часа ночи (!). Хорошо, если ваша Тетушка… или Матушка… не слишком впечатлительная особа, но если это не так, то, кто знает, к чему может привести такой звонок посреди ночи?...» В этом месте консул поднял в воздух указательный палец и многозначительно закивал головой.

Однако, несмотря на убедительные доводы, партия правых из чистого духа противоречия вознамерилась бойкотировать новый законопроект. Но премьер-консул решительно пресек любые попытки подобного рода, что привело к тому, что правые забросали проект бесчисленным множеством поправок, в результате чего после ожесточенных прений, которые в определенный момент грозили даже перейти в массовую потасовку, к концу собрания Законодательная Палата постановила увеличить количество часовых поясов на два, чтобы довести их общее число до дюжины..

Несомненно, в ремесле отца было что-то притягательное и завораживающее… Лео, правда, пока не мог с точностью определить, что именно. Возможно, через какое-то время он и в самом деле займет место отца... Но все это в будущем. Сегодня же ему предстояло пройти очередной сеанс поддерживающей терапии. Процедура довольно болезненная. Раз в два года каждому свободному гражданину надлежало проходить недельный курс поддерживающей терапии. Во время первого сеанса делалось несколько внутривенных инъекций. Через два-три часа все тело начинало ломать от нестерпимой боли. Говорили, что это побочный эффект от действия среды, где содержатся стволовые клетки для сохранения их исключительных свойств, остатки которой попадают в организм с инъекциями. Через семь-восемь часов боль постепенно стихала.. С каждым сеансом продолжительность болевого приступа уменьшалась, к концу курса достигая пятидесяти-шестидесяти минут.

Лео имел довольно смутное представление о стволовых клетках и о роли, выполняемой ими в человеческом организме, несмотря на то, что сначала отец, а потом школьные учителя старательно вдалбливали в него эти знания в мельчайших подробностях.

В пятнадцать он, как и все, прошел «обряд посвящения в адульто». Его облачили в одежды белого цвета – цвета становления – и вместе с одиннадцатью детьми того же возраста – шестью девочками и пятью мальчиками - отправили в «Большое Анатомическое Путешествие». В стволовой капсуле они пронеслись по гигантскому имитатору человеческого организма. Проникнув через левую ноздрю, подростки миновали органы системы пищеварения, заглянули в легкие, промчались по большому кругу кровообращения, обследовали репродуктивную систему, по позвоночному столбу поднялись к стволу мозга, поплутали немного в извилинах коры больших полушарий и, оказавшись, в зрительном анализаторе, наконец через зрачок вышли на поверхность. Везде, где проходила стволовая капсула, начинали происходить чудесные изменения. Рубцы рассасывались, изъязвленные поверхности затягивались и из кроваво-красных превращались в нежно-розовые, исковерканные и умирающие органы вновь начинали функционировать, омертвевшие рыхлые стенки сосудов разглаживались, их просветы расширялись.

Наибольшее впечатление на всех произвели два эпизода. Когда стволовая капсула приблизилась к легким, все дети дружно ахнули от ужаса. Их взглядам предстало огромное изуродованное нечто о двух долях грязно-коричневого цвета. Капсула облетела одно легкое, другое, нырнула между ними и зарылась в легочной ткани. Когда она вынырнула, дети ахнули снова, но на сей раз от восхищения. Теперь они ясно видели орган пастельных тонов, точно такой же, как на картинке в учебнике. Не успели дети прийти в себя, как их ждало новое потрясение. Огромный мышечный орган, качающий кровь, внезапно затих: какой-то сгусток перекрыл крупный сосуд. Часть клеток сердца потемнела, и, когда оно снова судорожно забилось, некроз продолжал пожирать все новые и новые клетки.

Стволовая капсула подошла вплотную к сердцу, покружила около него и снова прыгнула внутрь. Ритм сердечных сокращений стал более ровным, а на выходе подростки заметили, что от некроза не осталось и следа: огромный насос снова ритмично качал кровь, прогоняя ее по всем помолодевшим сосудам.

После этого никого уже не удивили ни две скачкообразно рассосавшиеся опухоли в области печени, ни костная ткань, постепенно формировавшаяся в месте разлома на тазовой кости.

Вылетев через зрачок, капсула поднялась в воздухе достаточно высоко для того, чтобы экскурсанты смогли увидеть, что разительные перемены произошли не только внутри, но и снаружи человеческого имитатора.

Всего каких-то два часа назад, в самом начале «Путешествия», Лео никак не мог избавиться от ощущения, что погружается в тело своего прадеда, Генриха Канта – человеческий имитатор казался таким же морщинистым и усохшим, а кожа висела складками на изуродованных подагрическими шишками костях. Ноги, руки и лицо испещряла сетка тонких синих прожилок, переходящих в более крупные сосуды и местами образовывавшие узлы и трофические язвы.

Теперь же это было молодое тело с мышцами, рельефно проступающими под гладкой и упругой кожей.

В течение всего времени путешествия звучал чарующий женский голос (хотя женская часть группы утверждала позднее, что голос был проникновенным мужским), доносившийся, казалось, из самых глубин подсознания.

Весь предыдущий семестр в школе посвятили предстоящему обряду, сосредоточив усилия на изучении «внутреннего мира человека» с тем, чтобы, оказавшись на месте, посвящаемые смогли сразу и безошибочно определить нужный орган и изменения, с ним происходящие.
Пожалуй, из всего обряда этот аттракцион оставил самые приятные воспоминания. Лео и сейчас помнил Большое Путешествие в мельчайших подробностях, так, словно все это произошло вчера. Остальные события были как в тумане. Сразу после аттракциона детей разделили, и каждого отвели в отдельную комнату. Потом наступила боль, сильнейшая боль, какую Лео испытывал впервые за свою недолгую жизнь. Тогда это показалось ему чудовищным предательством: за все время подготовки в школе никто и словом не обмолвился о том, насколько будет больно. Конечно, Лео, как и остальные, знал, что предстоит какое-то испытание, вроде прогулки по раскаленным угольям или блуждания по Лабиринту в поисках выхода...

Повзрослев, Лео понял, что Большое Путешествие было необходимым элементом обряда, призванным подготовить неокрепший детский организм к первой настоящей боли, которая должна была повторяться каждые два года. Состояние эйфории после совместной экскурсии по человеческому имитатору, казалось, даже притупило боль от стволовых инъекций, сделав ее почти терпимой.

По окончании обряда всех снова собрали вместе в общем зале. Лео разглядывал одиннадцать одинаково изможденных, осунувшихся и в то же время счастливых лиц. Наверняка, он выглядел так же.

Они прошли обряд посвящения в адульто, стали взрослыми. Теперь их облачили в одеяния красного цвета – цвета обновления.

Когда два года спустя подошло время второго курса поддерживающей терапии, Лео с удивлением отметил, что не в состоянии вспомнить ту боль, которая заполнила все его существо во время обряда посвящения в адульто. Перед глазами вставали только яркие картины Большого Анатомического Путешествия в сопровождении завораживающего голоса.

Конечно, за два с лишним десятка лет Лео, как любой свободный гражданин, свыкся с необходимостью этой боли. Она стала для него привычной, такой же привычной, как и яичница с беконом на завтрак из года в год.

И вот, наконец, Лео сорвался.

Конечно, лет через десять-двадцать он остепенится. Отец в этом был уверен, а в таких вопросах сын ему всецело доверял. Жизненный опыт, знаете ли.

Когда Лео будет готов, ему подберут пару по общественному положению и генетической совместимости. В двадцать лет каждый свободный гражданин проходил процедуру обязательного изъятия половых клеток. Яйцеклетки и сперматозоиды хранились в репродуктивных банках по всей стране и в любое время были к услугам населения.

Лео, как и его родители, являлся сторонником традиционного деторождения. Все эти современные методы инкубационного производства детей напоминали птицефабрику. У человека так быть не должно.

Не много осталось таких приверженцев традициям, как Канти. Как у родителей, брата и сестры, у Лео не будет никаких инкубаторов. Все пройдет очень естественно. Ребенок уже в утробе ощутит человеческое тепло, через пуповину будет получать необходимое питание. Суррогатная мать выносит его и родит.

Лео был не совсем уверен в том, откуда же появляются суррогатные матери. Скорее всего, как и биодворецких, их специально выводили для семейств, вроде Кантов, желающих обзавестись потомством традиционным способом. Других объяснений быть не могло. Правда, Лео не знал названия ни одной компании-производителя. Вероятно, компания, наладившая это производство, уже нашла свой рынок сбыта, там знали всех своих клиентов и не нуждались в дополнительной рекламе. Свободная страна, свободный бизнес.

Как бы там ни было, Лео считал, что модель можно было бы создать и пофункциональнее тех, что ему довелось увидеть. Суррогатные матери казались обычными женщинами, только очень изможденными и утомленными…

Судорожный рывок вывел Лео из ступора задумчивости. Он уже давно ездил на такси и успел забыть, что платформа так резко тормозит, подплывая к станции.

Взбежав по эскалатору, Лео остановился как вкопанный. Пока мыслями он находился где-то далеко, ноги сами привели его к Центру Стволовой Трансплантологии. Белоснежное здание без каких-либо выступов на стенах было настолько высоким, что его верхние этажи терялись где-то в облаках. Лео резко развернулся на сто восемьдесят градусов и бросился бежать. Он бежал, не останавливаясь, какое-то время, перелез через один забор, через другой, свернул в длинный туннель, пока не уперся лбом в закрытую дверь, на которой висела табличка, гласившая:

«Прежде чем войти в эту дверь,
хорошенько подумай, хочешь ли ты
ТАКИХ
перемен.
Пути назад нет».

Маленьким шрифтом внизу было добавлено:

«Время ожидания – двадцать минут».

Лео подергал за ручку. Дверь не поддавалась. Он стучал по ней кулаками, бил ногами. Сдавшись, Лео сел на каменную скамью рядом с дверью, чтобы решить, что делать дальше. Внезапно дверь замигала голубыми огоньками, на ней загорелась надпись: «Время ожидания истекло», и бесшумно она отворилась. Лео вскочил и, не раздумывая, прошмыгнул в образовавшееся отверстие. Как только он оказался по ту сторону, дверь так же бесшумно закрылась, слегка подтолкнув Лео в спину. Пейзаж вокруг не изменился: все те же пустынные городские улицы, застроенные двух- и трехэтажными зданиями, – только дверь с этой стороны была железной и гладкой, без каких-либо выступов и дверных ручек, без надписей и табличек.

Сердце Лео забилось учащенно-радостно, а тело будто наполнилось новой жизнью: на горизонте замаячило настоящее приключение. Бодрым шагом Лео двинулся прочь от двери.
Ветер весело шумел в деревьях, рассаженных нестройными рядами вдоль дороги. Молодой человек насвистывал какую-то популярную мелодию.

Он подтолкнул носком ботинка жестяную банку, потом, размахнувшись, пнул ногой пачку из-под сигарет. И задумался. Никогда прежде Лео не видел мусора на улицах. А пустая жестянка и сигаретная пачка явно были мусором. Лео поднял голову и огляделся.

Все вокруг будто неуловимо изменилось: небо слегка потемнело, краски вокруг потускнели, стали попадаться здания с облупившимися стенами, а количество мусора под ногами заметно возросло.

Лео уже начал задумываться, а не повернуть ли ему назад, чтобы не испортить свои светлые ботинки, когда заметил, что одно из деревьев движется прямо на него. Он попробовал уклониться, но дерево ускорилось и обрушилось ему на голову.


* * *


- Давайте раскроим ему череп и заглянем внутрь, - предложил высокий скрипучий голос.

Если бы не налетевшее на него дерево, Лео подумал бы, что голос принадлежит престарелой мартышке. Он не раз бывал в Демонстраторе природной жизни, в школьные годы и потом, намного позднее. Чего он там только не видел?! Животные и птицы многочисленных видов и размеров, разноцветные рыбы и благоухающие цветы, крошечные и гигантские насекомые. В обособленной части Демонстратора располагались особи, продолжительность жизни которых превысила средние показатели. Они произвели на Лео гнетущее впечатление, но ярче всего в его памяти отложился образ сморщенной мартышки, возможно, потому что она чем-то неуловимо напоминала его прадеда Генриха Канта. Мартышка молчала, но сейчас Лео пришло в голову, что, если бы она тогда подала голос, то звучал бы он именно так.

В существование говорящей обезьяны поверить было не проще, чем в существование говорящего дерева, но факты говорили сами за себя: раз на него налетело дерево, то именно ему принадлежит и голос. В век инженерно-генетической индустрии возможно все: и говорящие агрессивные деревья, и по-человечески общительные мартышки.

Лео силился открыть глаза, чтобы увидеть, наконец, обладателя скрипучего голоса, но ресницы слиплись от залившей лицо крови, а руки оказались связанными за спиной.

- Ты увидишь там то же, что и у себя, - ответил раскатистый бас.

«Если это всё деревья, - подумал Лео, - то второй, скорее всего, дуб».

Но воображение упорно нарисовало медведя.

- Нет-нет, - возразила престарелая мартышка, - ты посмотри на него и на меня. Мы не можем быть одинаковыми внутри.

Кто-то осторожно обтер лицо Лео влажной тряпкой.

- Какой он красивый! – мелодично прожурчал нежный женский голос.

- И ты была бы такой, будь у тебя стволовые клетки, - съехидничала мартышка.

Лео разодрал, наконец, ресницы и широко распахнул глаза. Если бы он уже не лежал, связанный, на земле, то, несомненно, оказался бы там, лишь только его глаза привыкли к солнечному свету и он смог разглядеть склонившиеся над ним фигуры.

Мощный торс одной из них венчала небольшая голова с густо покрытым бурыми волосами лицом. Вторая фигура, в противоположность первой, была низкорослой и щуплой. Глаза-щелочки злобно глядели на Лео из-под насупленных бровей. Руки с чересчур длинными пальцами рассеянно теребили длинный безволосый хвост, раскачивавшийся из стороны в сторону. Третье создание представляло собой бесформенную глыбу с треугольными ушами на макушке и небольшими радужными крыльями за спиной. Оно держало в руках грязноватую мокрую тряпку и озабоченно вглядывалось в лицо Лео.

- Смотрите, он открыл глаза,- обрадовалась нежным женским голосом бесформенная глыба.

- Что, еще не встречались с такими уродами? – насмешливо обратился к Лео хвостатый.

Лео судорожно сглотнул и пробормотал едва слышно, будто пытаясь разогнать сон:

- Говорящие звери… Это невозможно… Я сплю…

- Нет, не спишь! – гаркнул ему прямо в ухо раскатистый бас. – И мы не говорящие звери, а такие же… - волосатый запнулся, так как его взгляд упал на обладательницу радужных крыльев, - ну… почти такие же люди, как ты.

«Медведь» обдал Лео зловонным дыханием и продолжил:

- Меня зовут Александр. Это, - он указал рукой с когтистыми пальцами на коротышку, - Виктор, а это, - кивнул он в сторону бесформенной глыбы, - наша красавица, Салли.
Салли смущенно зарделась, отчего ее треугольные ушки сомкнулись вершинами и прижались к голове, а крылья стали густо-синими.

- Простите, - Лео немного отошел от первоначального жуткого впечатления и снова вспомнил о правилах приличия. – Я бы пожал вами руки, но, боюсь, меня кто-то связал.

- Это я вас связал, - подключился к беседе Виктор. – Не слишком часто к нам наведываются гости из ваших краев.

- Каких краев? – недоуменно спросил Лео, все еще не в силах поверить, что перед ним «люди».

- Верхних земель, где всегда светит солнце, на улицах чистота, все молоды и красивы, как боги, никто не болеет и не умирает, а единственная забота – не умереть со скуки, - мечтательно ответил Виктор.

Лео недоумевающее уставился на него.

- Сколько тебе лет, сынок? – покровительственно спросил Александр.

- Сорок, - не задумываясь, ответил Лео.

- А мне, - ухмыльнулся Александр, - тридцать пять. Виктору – тридцать два, а нашей Салли – двадцать шесть.

Лео со смутным чувством беспокойства вгляделся в лица своих собеседников.

Пускай они утверждают, что они люди (притом МОЛОДЫЕ люди), Лео отказывался в это поверить. Перед ним были три неизвестных науке существа, одно из которых более всего напоминало медведя, другое – злобную мартышку, а третье вообще смахивало на муху-переростка.

И все же… что-то подсказывало Лео, что они говорят правду.

- Скажи, дружок, - тем же тоном обратился к нему Александр. – Ты омолаживаешься стволовыми клетками?

- Вы имеете в виду, - уточнил Лео, - делают ли мне инъекции стволовых клеток в рамках поддерживающей терапии?

- Называй, как хочешь. Смысл от этого не меняется.

- Я, как любой свободный гражданин, каждые две недели прохожу сеанс поддерживающей терапии. – Лео решил схитрить, чтобы вывести, наконец, этих троих на чистую воду и понаблюдать за их реакцией. – Терапии подвергаются все люди. Только животным не делают инъекции стволовых клеток, - молодой человек замолчал и многозначительно (насколько это было возможно в положении лежа на земле со связанными за спиной руками) воззрился на Александра.

Тот, не заметив взгляда, повернулся всем телом к Виктору и радостно закричал:

- Я же говорил тебе! Здесь они врут! Животных не омолаживают!

- Согласен, - холодно отреагировал Виктор. – С животными был перебор, но ведь в остальном-то они, по большей части, правы.

Лео следил за ними, пытаясь интерпретировать их реакции; уже не раз он пожалел о том, что недостаточно прилежно выполнял задания по психологии животных видов.

Он попытался вновь:

- Если вы – люди, значит, вас тоже подвергают стволовой терапии.

- Ах вот вы о чем, - догадался Виктор. – О том, что мы не особенно похожи на Homo Sapiens?

Молчаливая Салли захлопала большими зелеными глазами.

- Homo Sapiens – это человек разумный, - охотно пояснил Виктор.

Салли перестала хлопать глазами и понимающе кивнула.

- САД, который мы применяем вместо стволовых клеток, замечательно оздоравливает организм изнутри, - Виктор печально вздохнул, - но необратимо воздействует на него снаружи.

«Ложь, как и правда,- подумал Лео, - относительна. Возможно, все вокруг: мрачноватые серо-коричневые здания, тоскливое небо над головой, эти странные существа и то, о чем они рассказывают, - ложь. Все зависит от конкретных обстоятельств. Чем больше сторонников у конкретного утверждения, тем ближе оно к правде. Если я буду говорить чистейшую правду, и ни один из них меня не поддержит, я окажусь наглым лжецом. Так же и они могут бесстыдно лгать мне, но, так как они в большинстве, я вынужден им верить…»

Лео взмахнул головой, изгоняя воспоминания об уроках казуистики из курса высшей школы. Несмотря ни на что, он всегда был склонен полагаться, скорее, на интуицию, чем на доводы разума.

Он задумался и не заметил, что Салли присела рядом. Она сложила крылышки на спине и любовно ощупывала Лео взглядом.

- Вы применяете сады вместо стволовых клеток? – удивился Лео. – Фруктовые сады?

- САД – это аббревиатура, - пояснил, хихикнув Виктор. – Стимулятор-антисептик Даля.

- Это очень дешевое и эффективное средство было создано известным химиком Владимиром Далем, - продолжил Виктор. Видимо, в этой троице он был разумом, Александр – силой, а Салли… душой? – Произошло это сколько-то лет назад, никто сейчас не вспомнит точную дату. Стволовые клетки – обычное дело для вас, жителей верхних земель, Гракхов и Кантов, - Лео вздрогнул, услышав родовое имя, - фон Банненов и де Люксембургов. Здесь же для того, чтобы сделать одну омолаживающую процедуру, мне, например, нужно сложить три годовые зарплаты…

- Но все это бесплатно!? – удивился Лео.

- Бесплатно? – не менее, чем он, удивилась Салли.

Раздался страшный грохот, и задрожала земля. Лео в страхе завертел головой, но ничего не увидел.

- Это наш большой и слишком чувствительный Александр потерял сознание от нахлынувших эмоций, - пояснил Виктор. – Судя по всему, он очень удивился, услышав, что жизненно необходимые процедуры, которые мы не можем себе позволить из-за их высокой стоимости, вы получаете бесплатно.

Салли взглянула на Лео с таким укором, что ему показалось, будто он ударил ребенка. Молодой человек в изнеможении закрыл глаза.

Выдержав паузу, Виктор продолжил:

- Когда-то давно люди едва доживали до шестидесяти лет. Изнурительная работа, поздний выход на пенсию, слишком дорогое медицинское обслуживание и еще более дорогие лекарства сделали невыносимой даже эту короткую, но тяжелую жизнь. Пока умирали от неизлечимых болезней, все мирились с таким положением вещей, но лишь только человеческий организм ослаб настолько, что летальный исход мог наступить от пустячной простуды, люди забили тревогу. Мы знали, что в верхних землях для лечения и омоложения уже давно применяют стволовые клетки. Но для нас сама технология их производства оказалась недоступной из-за дороговизны. И тогда Владимир Даль и изобрел свой эликсир жизни.

Виктор благоговейно замолчал и перекрестился.

Александр, уже пришедший в себя, довольно хрюкнул и вскочил на ноги. Он обежал три круга вокруг Лео, прошелся колесом по прямой и, сделав сальто, приземлившись, перекрестился. Все это сопровождалось таким земледрожанием, что, казалось, вот-вот по асфальту пойдут глубокие трещины.

- Александр – приверженец культа Владимира Даля, САДомит, - пояснил Виктор. – У них своеобразные, но абсолютно безобидные ритуалы.

Дождавшись, когда Александр снова усядется, Виктор продолжил рассказ:

- Стимулятор-антисептик Даля – это продукт термического разложения тканей животных. Технология его производства несравнимо дешевле, а эффект от применения ничуть не меньше, чем у стволовых клеток. Единственная разница состоит в том, что стволовые клетки – это организм до своего рождения, а САД – организм после смерти. Экспериментально было доказано, что САД ускоряет регенерацию поврежденных тканей, обладает выраженным антибактериальным действием; легко проходит тканевый барьер, так как соответствует структуре живой клетки и не отторгается ею; не имеет побочных эффектов. Он увеличивает упругость кожи и тканей, омолаживающе действуя на организм. САД излечивает все известные, включая онкологию, и неизвестные заболевания. Он значительно продлевает жизнь.
Лео никогда еще не слышал столько слов, произнесенных одним непрерывным потоком. Конечно, во время Большого Анатомического Путешествия в детстве тоже говорили немало, но тогда все сопровождалось яркими образами, а голос будто гипнотически обволакивал разум. Сейчас этого не было и в помине.

Веки Лео становились свинцовыми, но он изо всех сил боролся со сном, не желая показаться невежей.

- При всем этом становился незаметным его единственный недостаток – отвратительный вкус и запах. Желудок неподготовленного человека может просто отказаться его принять. Поэтому его запивают молоком. На вкус САД напоминает прогорклое масло, смешанное с тухлым яйцом. Запах у него, как у разложившегося мяса. Его внешний вид отвратителен не менее, чем вкус и запах. Он выглядит как густая вязкая светло- или темно-коричневая субстанция.
Кто-то нежно сжал плечо Лео, отчего тот мгновенно пришел в себя. Сон отступил. Салли все так же любовно смотрела на Лео, только теперь она решила к зрительным ощущениям подключить тактильные. Она пододвинулась к молодому человеку вплотную и положила ладонь ему на плечо.

- Все было замечательно, - Виктор, казалось, отключился от окружающего мира, сосредоточившись на воспомининаях. – Но выяснилось, что у САДа все-таки есть некий небольшой побочный эффект. – Он сделал паузу, взглянул на Александра, мирно дремавшего неподалеку, Салли, сосредоточенную на Лео, вздохнул и продолжил. – Спустя какое-то время начали проявляться признаки, присущие тем животным, из тканей которых изготовили САД. Никогда не угадаешь, какое именно сырье использовали в каждом конкретном случае. Ведь процесс производства чрезвычайно дешевый. С одной стороны, это печально: мы не можем жить и функционировать без САДа, а он преподносит нам такие сюрпризы… С другой стороны, - Виктор усмехнулся, - наверняка, нигде нет такого видового многообразия, как у нас. Если в верхних землях все до одного похожи на тебя, то, боюсь, там очень скучно жить. У нас же эволюция творится прямо на глазах. Просыпаешься утром, а у тебя проклюнулся глаз на затылке или выросло свиное рыло на ладони. И весело, и интересно, - Виктор хохотнул. – Держит в тонусе. Мы практически бессмертны.

- И знаешь что? – Виктор внезапно изменился в лице. Он наклонился к Лео. Глаза сверкнули из-под насупленных бровей. Кривая ухмылка исказила его морщинистое темно-коричневое лицо. – Как ты думаешь, откуда у нас столько информации о верхних землях?

- Откуда же? – спросил Лео для поддержания разговора, хотя не мог не признать с досадой, что этот вопрос должен был бы возникнуть у него самого.

- Ты наверняка слышал о суррогатных матерях… - начал Виктор и замолчал.

Лео довольно трудно было непринужденно болтать с затекшим и немеющим телом.

- Слышал, - равнодушно ответил тот.

- Как ты думаешь, откуда они появляются у вас?

- Наверное, оттуда же, откуда появляются биодворецкие, - предположил Лео. – Генная инженерия и тому подобное.

Виктор прыснул со смеху, а Салли огорченно вздохнула, ее радужные крылышки снова расправились и пожелтели.

Лео недоумевающее на них смотрел.

- Для нас, - после продолжительной паузы произнес Виктор, - это один из основных способов заработать.

Лео все еще ничего не понимал.

- Салли, например, была суррогатной матерью с четырнадцати лет, - сказал Виктор и внимательно уставился на Лео, ожидая его реакции.

Последнего же это сообщение потрясло настолько, что он даже забыл о своем немеющем теле.
- С четырнадцати до двадцати двух лет, - Виктор удовлетворенно хмыкнул, констатируя размеры вытянутости лица Лео,- до тех пор, пока не износился ее организм. У нее было семь родов. Потом Салли отправили обратно домой. Она заработала неплохой капитал, и теперь она завидная невеста. Скажу тебе по секрету, - Виктор склонился к Лео и громко зашептал ему на ухо, - Александр уже давно крутится вокруг нее. А она ни в какую. А как же иначе? У нее теперь есть выбор.

Виктор прокашлялся и продолжил прежним, обычным голосом:

- К нам в Департамент Рождаемости и Народонаселения из верхних земель поступают заявки на суррогатных матерей. После чего мы подыскиваем женщин, достаточно молодых для того, чтобы быть здоровыми, и достаточно здоровых для того, чтобы выносить и родить ребенка. Их переправляют к заказчику, где они и трудятся в поте лица своего (и не только лица) до тех пор, пока их организмы окончательно не износятся. Они возвращаются домой полными развалинами, но развалинами с карманами, полными денег, - Виктор усмехнулся, довольный получившимся каламбуром.

- Конечно, суррогатные матери все время проводят взаперти, но кое-какую информацию по крупицам они все-таки собирают.

Виктор замолчал и задумался. Глубокая морщина пролегла у него меж бровей. Александр дремал, а Салли прижималась все сильнее и сильнее.

Лео уже устал от этого затянувшегося «приключения», началу которого от так обрадовался. Он жаждал вернуться к своей рутине, Альберту, ежеутренним йогурту, яичнице с беконом и кофе.

- А знаешь, что могло бы все изменить? – резкий возбужденный голос Виктора заставил Лео вздрогнуть от неожиданности. – Ты должен увидеть, КАК мы живем, увидеть не только нас, но и остальных. А потом ты расскажешь о нас в верхних землях, и, возможно, что-то изменится, и Законодательная Палата перестанет тратить время на обсуждение количества часовых поясов, а займется чем-то действительно стоящим.

Лео вздрогнул при упоминании Законодательной Палаты.

Виктор уже собирался развязать пленнику руки, когда раздался оглушительный механический звонок. Александр мгновенно пробудился, подпрыгнул и вытащил из-за пазухи огромный круглый будильник, который продолжал оглушительно звенеть.

- Да выключи ты его, наконец! – прикрикнул на него Виктор.

Когда звон стих, Александр пробурчал:

- Обеденный перерыв закончился. Пора на работу.

Виктор, казалось, тоже пришел в себя. Он снова стал спокойной уравновешенной престарелой мартышкой:

- Точно, работа, я совсем о ней забыл. Придется полежать тебе здесь еще часа четыре, а вечером, после работы, мы за тобой вернемся и отведем к себе, чтобы ты со всеми познакомился.

Александр в волнении переминался с ноги на ноги, от нетерпения готовый бежать в любую секунду. Он беспокойно поглядывал на Виктора, который явно медлил:

- Виктор, нам пора. Ты же знаешь, как у нас относятся к опозданиям.

- Да, да, - согласился тот, - уже иду.

- Салли? – обратился Александр к девушке, тоже никуда не спешившей.

- Уже иду, - отмахнулась Салли. – Я вас догоню.

«Мартышка» и «медведь» поспешили прочь.

Салли склонилась к Лео, слегка коснулась его губ своими и прошептав: «Я вернусь за тобой, милый», - страстно сжала в объятиях.

Что-то громко хрустнуло. Лео не успел даже вскрикнуть. Его взгляд остекленел, а тело обмякло.

Не заметив произведенных объятиями перемен, Салли радостно вскочила и, полностью распустив радужные крылышки, вприпрыжку помчалась на работу.