Сволочь
Три
часа по полудню. Воскресение! Какого чёрта я сижу дома, спрашивается? На улице
солнышко, начало мая! Нет, надо непременно выметаться из… И – наружу! Сказано –
сделано. В спешке одеваюсь и выхожу.
На эскалаторе я слышу:
- Увлажняемые пассажиры, будьте взаимно вежливы… - минутку,
почему увлажняемые?..
И вот захожу я, значит, в вагон метро. Глянул
по сторонам… - Матерь божья! Все пассажиры-то – влажные! Как после парилки. С
абсолютно влажными лицами едут. Мало того, ещё и одежда на них мокрая.
- Увлажняемые пассажиры, будьте
взаимновлажными… Уступайте места инвалидам, лицам нежилого возраста, пассажирам
с детьми и уверенным женщинам! Каким-таким, уверенным? Ну, понятно, конечно,
если перед тобой возникнет такая очень уж уверенная – тут уж ничего не
поделаешь – придётся уступить – никуда не денешься! Стоп, значит, они -
увлажняемые пассажиры, а я что? Не увлажаемый что ли? Меня что, никто не
увлажняет? Один я сухой! Выходит, я не достоин увлажнения как пассажир? Они -
все влажные, а я какой-то ущербный на их фоне – не пассажиристый! Так и блестят
взаимным увлажнением. Ну и пусть себе блестят. Зато они все липкие, и к ним
всякая пыль и зараза прилипает! Сидят в телефонах, все такие влажные-влажные.
Куда бы деться!
- Ублажаемые пассажиры… - Гляжу,
заходит один с портфелем на станции… Так и светится на весь вагон самоублажнением!
Влажный такой. В мою сторону даже не смотрит. Ха! Зато мне сухо и тепло! Похоже
я не вписываюсь в это тотальное половодье. С меня – как с гуся вода - всё это
навязанное откуда-то сверху полу-уважение.
Выхожу на поверхность и чуть не падаю в
обморок от обрушившегося на меня изобилия всего-превсего! Действительность ослепительно
переливается всеми цветами радуги. Не только теми красками, к которым мои глаза
были привычны, а также цветами и оттенками, о наличии которых я даже и не подозревал.
Мой мозг чуть не взорвался! Пришлось даже зажмуриться. И запахи! Да меня просто
припечатало к стене фасада станции. Сотни… Нет! – Тысячи ароматов гвоздями
прибили меня к стене. Я задыхался, и земля уходила из-под ног. Я успокоился,
привёл в порядок дыхание и открыл глаза. Мир изменился до неузнаваемости! Помимо
привычных городских запахов, я ощутил кучу незнакомых ранее ароматов. Причём
таких плотных, что из них можно было, как из мозаики, складывать в голове целые
картины. Запах навоза, конского пота, целая армия флюидов каких-то неведомых трав,
где-то пекут хлеб, жгут костры, курят махорку… И не замечая всего этого, неизвестно
откуда взявшегося изобилия цветов и запахов, совершенно обыденно снуют машины, гудят
трамваи, бегут по своим делам пешеходы. Это как работа на компьютере с двумя
мониторами. На одном - то, что ты видишь в привычной реальности, а на том, что
справа, отображается совершенно иной пласт бытия. Я понял, что все эти
цвета-запахи вовсе не плод моего воображения, а некий пласт жизни, внезапно обнажившийся
срез реальности, но откуда-то из прошлого. Судя по запахам и картинкам, в которые
они складывались в голове, на правом мониторе отображалась действительность
начала двадцатого века. Дореволюционная суета. Кинохроника, срез какого-то дня.
А почему суета? – Да потому что мне представлялось всё это в убыстренной киносъёмке,
как в старой кинохронике на заре немого кинематографа. С нелепыми и комично-ускоренными
походками и жестами персонажей. Тут уж ничего не поделаешь: стереотипы - они - живучи.
Впрочем, я и не собирался менять скорость на правом мониторе. И в цветной режим
не стал переходить. Так оно как-то привычней. А красок и запахов мне и так
хватало. Я перешёл улицу и углубился в
старые улочки…
…и тут из арки с неподдельным
ужасом на лице выбегает Будулай! Собственной персоной! Он самый! В красной
рубахе, ворот разорван. Не понял, - а он то тут каким боком? В одной руке красноречиво
сжимает кнут, а другой истово прижимает к груди трёхлитровую банку из тёмного
стекла с этикеткой «Глицерин технический». Цыган в ужасе озирается. Нервно
мнётся на обочине, пропуская извозчика, и собирается перебежать дорогу. Из арки
появляется его преследователь. - За Будулаем, безбожно и вульгарно хромая, с
невообразимо страшной харей и загребая руками воздух, гонится Мойдодыр! Как тут
не испугаться?! Мало того, что страшный, так ещё и кривоногий. Видно, тяжело
ему даётся погоня. Не мальчик уже.
- Держи вора! - надсадно хрипит
обокраденный умывальник, - верни глицерин, сволочь бородатая!
Да куда там! Будулай уже
перебежал улицу и скрылся за углом.
Вот тебе на! Не хватало ещё Волонтиров-Матвевых
на мою голову! Будулай исчез. Расстроенный Мойдодыр сокрушённо покачал головой
и махнув рукой, поскрипывая, уковылял обратно в арку. Зачем это всё? А чего,
собственно, удивляться – мокрые пассажиры в метро уже были, что тоже трудно
назвать рядовым событием воскресного дня. Тут удивляться нечему: ну Волонтир,
ну спёр у Мойдодыра банку глицерина – чего тут такого? Подумаешь, невидаль
какая! Я пожал плечами и продолжил путь.
Сверху послышалась какая-то возня. Я поднял
голову и увидел, как на балконе пятого последнего этажа распахнулась дверца в
перилах, из неё выехала массивная доска. На доске лежал человек. Он навис над нижерасположенными
балконами и явно старался разглядеть, что же на них находится. Достал верёвку с
крюками и повертев ею в воздухе как лассо, прицелился и ловко опустил её на
балкон четвёртого этажа. Что-то там подцепил. Затем аккуратно и медленно стал
вытягивать с балкона соседей снизу бачок из нержавейки с отводами и шлангами.
Да это же самогонный аппарат! Уж я-то в этом хорошо разбираюсь. Вор подтянул
ёмкость к своему балкону, затем доска вместе с ним и его добычей втянулась
обратно в проём балкона. Дверца в перилах закрылась, и всё кончилось. Вот это
да! Ловко это у него вышло. Запросто так… Раз! – И разжился полезным в
хозяйстве имуществом.
Я бродил по старым улочкам Петербурга,
присматриваясь и принюхиваясь к давно минувшим временам. Вот тут раньше был
двухэтажный особняк с конюшней, а сейчас раскинулся сквер. Вместо современного
делового центра были скобяные и лудильные мастерские какого-то немца.
Бакалейные ряды, аптека, ателье. На вывесках ещё красуются твёрдые знакив
конце слов, десятеричное И, а кое-где даже встречались яти и фиты. Забавно было наблюдать, как сквозь троллейбус
проезжает извозчик с каким-то господином в коляске, а ватага уличных мальчишек
бежит вприпрыжку прямо по проезжей части. Вот из-за угла вывернула на проспект
конка, набитая под завязку людьми. И в тоже время по оживлённому проспекту как
ни в чём не бывало снуют иномарки, громко проносятся оттаявшие после зимы
байкеры. И эти миры сосуществуют параллельно, не соприкасаясь, совершенно не
мешая друг другу. На одной территории.
Я ощутил строгий запах гранита, холодную
тёмную влагу, почувствовал привкус железа во рту. И всё это накрывал некий
прозрачный и плотный купол, над которым парил подобно древнему птеродактилю смотрящий.
В серой дырявой хламиде, местами разорванной в клочья, и сквозь прорехи его лохмотьев
ослепительно просвечивало майское солнце. Он парил, широко раскинув руки, обозревая
свои владения… Я замечтался и повернул за угол.
За
углом, прислонившись к водосточной трубе, на ящике сидел мужчина. Перед ним на
таком же ящике – чугунная сковородка с макаронами! Дымящаяся! С пылу-с-жару! В
тёмно-сером плаще, в шляпе. Худощавый, с небритыми щеками. Чем-то напоминал
блокадника со старой чёрно-белой фотографии. И салфеточки ещё в придачу! Вкусно
кушал, однако, - аромат на всю улицу! Тушёночка! Тротуар узкий – не пройти, не
побеспокоив. Уж ловко он звенел ложкой по чугуну. И Он
меня окликнул.
- Приветствую. Понял? Я – тот –
над куполом, который… Макарошек не желаете?
- Извините, мы знакомы? Я мог
Вас где-нибудь видеть?- чуть не упал я с поребрика.
- Нет, видеть меня, слава
богу, могут не все… Предлагаю Тебе подкрепиться! Никаких «Вы». Идёт? Я вас всех
сюда приволок в своё время… Сволочь – я! Да-да! Оно самое! Сволакиваю вас всех
в одно место и блюду. Вот и ты нарисовался… Парю над всем этим, понимаешь-ли…
- Типа ангел-хранитель?
- Ну, это как тебе угодно.
Ангел - так ангел. Скорее, - стихия, явление природы. Дух места. Сказки о
белокрылых пушистых ангелах – чушь собачья!
Для дурачков.
- Блин! С утра как-то не
сложилось – всё наперекосяк! У вас ложка вторая есть?
- Что ты как не родной? –
Руками же можно!
Я захватил щепотку макарон и отправил себе в
рот. Масло потекло губам. Очень вкусно. Давно забытый вкус детства. Обалдеть!
- А вот вы, простите, ты… Тут
посреди тротуара сидишь со сковородкой и прямо у всех на глазах ешь… Это что?
Какой-то перформанс?
- Как ты сказал? Перформанс?
Помилуй бог! Звучит как ругательство. Да я и слов-то таких не знаю. Перформанс…
Тоже мне, умник какой выискался. Да я просто очень макароны уважаю! С
тушёночкой, по-флотски!
- Но ведь люди кругом… Как-то
это ненормально. Что прохожие-то подумают?
- А пёс с ними, с людьми-то.
Кому какое дело! Ну захотелось мне макарон с тушёнкой – я что себе во всём отказывать
должен? Понапридумывали себе правил приличия, а макарон нормально поесть не
могут. Ну, а как тебе мои шалости? Митрофаныча видел? Ловок, шельма! Это он сам
всё придумал! Талантище! Я тут ни при чём, даже помогать не пришлось.
- Это ты про того балконного
сёрфера?
- Про него самого. Он маляром
на заводе работает. Уж больно весёлые ему соседи по подъезду достались. Не повезло
бедняге. Совсем достали. А сработало на отлично – бухать перестал, и включил
голову. Ты о нём ещё услышишь, он наведёт им всем шороху!
- А Будулай с Мойдодыром? –
Тоже твоя работа?
- Конечно! Шедеврально ведь
вышло, не так ли?
- Да, тут уж не поспоришь. Потрясающе!
Я сперва растерялся от неожиданности. А потом подумал: минуточку, - у него же
кнут есть, зачем ему глицерин-то понадобился? Да ещё и технический? А потом
дошло, что одного кнута явно недостаточно, с глицерином-то оно гораздо круче
смотрится!
- Ты всё правильно понял, -
засмеялась сволочь, - тут ещё вот что. Я помочь ему хотел. Жениться ему пора. А
то борода уже отросла, того и гляди – проседь появиться, а он всё бобылём
ходит. А так, смотри, что получается: хоть и кнут у него есть, и рубаха
красная, сапоги, опять же, почти новые, а барышни в его сторону и не глядят.
Вот представь на минутку. Стоит Будулай посреди базара на холмике, весь такой
из себя важный. Из-за пояса кнут торчит, а в руках гордо банку с глицерином
держит! А?! Каково тебе такое, Илон Маск? Да все барышни просто растают! Даже
не посмотрят, что цыган! Прямо ахнут все! Ну надо же – у него «Технический
глицерин» имеется! Да за такого любая пойдёт! Как пить дать! Смысл понятен?
- Ещё бы! Железная логика! А…
- Только вот не надо! Я хоть и
сволочь, но – порядочная! Меня город обязывает. Культурная столица, как-никак!
Статус надо блюсти. Я сейчас в Савелия Краморова превращусь и пойду по своим
делам. А тебе пора… На Миллионную
сворачивай – там сегодня уютно, - сказала сволочь и начала сворачиваться.
Причём – мгновенно. Раз – и нет её! Я даже оторопеть не успел. Ну, свернулась –
и свернулась. Что тут такого? Подумаешь…
…Иду я, значит, по Миллионной…
И вдруг захотелось мне остановиться посреди улицы, опереться локтями о крыши
домов и, прищурившись, посмотреть на заходящее солнце. Потом выпрямиться,
философски вздохнуть и светло так хмыкнуть всему этому уютному великолепию.
Затем выдохнуть и продолжить путь.
Что я, собственно, и сделал. Полегчало.
29 апреля 2023 г.