Проза «Каштаны.»

­КаштаныСергей Зельдин
                КАШТАНЫ.

Тополь был дожираем белой омелой.
Белая омела отвратительный убийца  - ползя с дерева на дерево, усеивает она крону своей жертвы жесткими, похожими на « перекати-поле», шарами-насосами и, сося из него соки, убивает несчастное растение.
Если к белой омеле не принимать мер, она убьет  все, до чего дотянется.
Редкое дерево устоит перед ее сокососущими щупальцами, разве что ель или сосна.
И такого паразита вешают в Европе над дверью на счастье!
Впрочем, отвратительным убийцей омела представляется лишь людям, а для создавшего ее Бога она  прекрасна как цветок душистых прерий, но не нам дано об этом понять и не нам судить это, грешникам.
Об этих богословских и научных вопросах рассуждали двое джентльменов, вышедших из рюмочной «Спутник» и остановившихся раскурить сигареты под чахлым тополем.
Первый джентльмен был некто Попов, юрист «Житомирсвета», а второй  некто Мазур, крикливая личность, неизвестно чем зарабатывающая на жизнь и целыми днями толкущаяся в коридорах и курилках мэрии.
Попов, а надо сказать, что ударение в его фамилии падало не на второе, как обычно, а на первое «о» и Мазур, были старые приятели, больше того, друзья с самого детства, в середине 60-х годов прошлого столетия сидевшие на соседних горшках и спавшие в соседних же кроватках в детском саду «Мальчиш-Кибальчиш».
Попов, всегда более открытый для мира, знавший и понимавший женщин с самого начала, был эстетом:
- Покажи жопу, - шептал он во время тихого часа Леночке Вознюк, - а я тебе писюна покажу.
- Какой хитренький! - шепотом отвечала  Леночка. - Письку и я могу, а ты первый жопу покажи!
И Попов честно, как всегда с прекрасным полом, высовывал из-под одеяльца круглую розовую попку…
Закурив сигареты, хотя, если быть до конца точным, закурил один Мазур, потому что Попов никогда в жизни не курил, исключая короткий период в четвертом классе, - друзья собирались уже пойти пройтись, как вдруг заметили на другой стороне улицы двух подозрительных типов, стоявших возле дерева, но не тополя, а каштана и что-то с ним делавших.
Так-то никому эти типы не казались подозрительными и никому не были нужны, кроме наших друзей, которые, говоря откровенно, были под сильным шафе и не знали куда обратить свое энергичное настроение.
Они перешли дорогу перед носом бешено мчавшейся машины и подошли к темной парочке:
- Вы чего тут творите же, гады? - гаркнул маленький тщедушный Мазур, нарываясь на драку. - Вы понимаете, что сейчас с вами будет?
- Что вы себе п-позволяете? - поддержал друга огромный как борец Попов.
Продолжая рассказ о растениях, надо добавить, что в городе, а каком именно   это тайна, могли  «похвастаться»  не только буйствующей белой омелой, но и больными каштанами.
Началось это лет семьнадцать назад, в одно прекрасное лето, когда далеко отсюда, то ли в Закарпатье, то ли в Прикарпатье, сошла с рельсов и перевернулась, загорелась и взорвалась цистерна с фосфором, подняв небольшой ядерный грибок.
По этой ли причине, или совершенно по другой, но с того рокового дня все каштаны в городе стали желтеть и кукожиться, а ведь Житомир, как и соседний Киев, всю жизнь славились своими каштанами, так что даже в Киеве выпускалось знаменитое мороженное «Каштан» за 28 копеек, а на киевском гербе красовался листок  того же каштана.
Это было тем более обидно, что и на Крещатике теперь тоже росли каштаны с ржавой больной листвой. И хотя деревья продолжали весной худо-бедно зацветать, а осенью приносили плоды, похожие на полированные шарики из красного дерева, но все же это было обидно.
Какова же была радость наших  друзей, когда, выяснив все обстоятельства дела, они узнали, что подозрительная парочка никакая не парочка, а наоборот, оказалась парой ученых, аспирантом и лаборантом из агроуниверситета, испытывавших новейшее средство лечения деревьев. В просверленные  в каштане многие дырочки они вливали из клизмы некую субстанцию, ими изобретенную, и заклеивали это дело пчелиным воском. В дальнейшем эта алхимия должна была стать темой кандидатской работы, а может быть даже привести экспериментаторов к славе и богатству.
- А вы не брешете? - все же спросил Попов, недоверчивый как все юристы, получивший образование  в Рязанской школе милиции.
- Что вы, дяденьки! - секазали молодые экспериментаторы, и они показали на соседнее дерево, которое вначале друзья и за каштан-то не приняли, такое оно было пышное, советское, с изумрудной широкой листвой.
Что тут началось! Мазур кричал, что уж как они себе думают, а он выбьет для них у Жоры, у мэра, грант -  не далее как послезавтра, а может быть даже сегодня вечером! Попов со своей стороны уверил их, что,  с юридической точки зрения,  закон не имеет к ним никаких претензий и скорее всего им ничего не будет.
И новые знакомые расстались как нельзя лучше. Ботаники со своими мензурками и клизмами пошли на кафедру, а Попов с другом  Мазуром тоже пошли домой и на душе у них было хорошо.