Приговорённые к Аду. Глава 3

­­Глава 3. Неожиданный дар
Собрав вещи, Нигар куда-то исчез, оставив Белла грустить одного. Впрочем, Белл-Ориэль и сам не хотел ни с кем разговаривать. Кое-как покидав вещи в дорожную суму, он стал разбирать разбросанные по комнате свитки с музыкальными партитурами. Собрав всё в одну большую кучу, он вдруг решительно смял их и бросил в камин. Тонкий папирус тут же поглотило яркое пламя. В этот момент дверь распахнулась, и вошел Харот — сосед братьев по комнате в общежитие, где проживали все юные ученики.
— Что это ты делаешь, Белл-Ориэль? — ахнул тот, успев разглядеть в огне листы, исписанные изящными рядами нот. — Зачем сжигаешь свои любимые композиции? Разве тебя не к Сарниэлю определили?
— А разве тебе не всё равно? — холодно огрызнулся Белл, даже не взглянув на ангела.
Харот смутился на мгновение, но потом всё же решился подойти к товарищу.
— Послушай, если ты злишься из-за брата, то клянусь: я не поддерживаю компанию Неллиэля, — тихо проговорил он. — Всем известно, что тот влюблён в Олиэн, поэтому и цепляется к Нигару. Не стоит обращать на это внимания, вот и всё.
— Мне нет дела до Неллиэля и его ревности, — оборвал Белл, швыряя в камин оставшиеся свитки. — Просто я не собираюсь становиться певцом, поэтому ноты мне больше не нужны.
— А кем же ты собираешься стать, Белл? — опешил Харот.
— Воином, — глухо буркнул тот, переводя мрачный задумчивый взор за окно.
— А как же распределение?.. Что ты скажешь Михаилу?
Но Белл не ответил. Его фиалковые глаза стали совсем холодными и заблистали, когда в них отразилось яркое пламя от горящих в камине свитков.
* * *
— Что ж, для начала я хочу, чтобы ты пропел несколько фраз из этого канона, — Сарниэль протянул Беллу ноты и замер перед хором ангелов, жестом приказав всем приготовиться. Потом взмахнул дирижерской палочкой. Стройный хор голосов слился в чистую мелодию, послушно следуя за своим руководителем.
Белл стоял впереди, невидящим взором глядя в ноты. Когда настала его очередь вступить, он даже не шелохнулся. Его прекрасные фиалковые глаза остались тусклыми и безжизненными, словно кто-то вместе с голосом вынул из него и душу.
Хор пропел ещё немного и замолчал. Все в смятении уставились на юношу.
— Ты пропустил свою партию, Белл-Ориэль, — обернувшись к солисту, строго заметил Сарниэль. — Придётся начать заново, — он взмахнул палочкой, и хор послушно исполнил вступление ещё раз. Однако голос Белла так и не зазвучал. Пение смолкло. По рядам певчих пронёсся удивлённый ропот.
— Простите, учитель, но я не могу сегодня петь, — прежде, чем Сарниэль взорвался от негодования, Белл спустился со сцены и положил ноты на белоснежный рояль, рядом с дирижёром.
— Что это значит, юноша?! — хормейстер подступил к нему, и его глаза наполнились возмущением. — Как ты смеешь пренебрегать своими обязанностями?! Твои братья дважды пропели для тебя вступление, а ты не соизволил исполнить ни строчки! Тебе придётся объясниться, если ты не хочешь снова вызвать гнев Архангела и угодить в темницу!
— Я сожалею, Сарниэль, но сегодня в моей душе нет вдохновения, — Белл грустно и устало взглянул в лицо учителя. — В груди словно камень застрял, и он запер все чувства. Я хотел бы спеть, но не могу. Что-то не даёт мне раствориться в музыке так, как это было раньше.
— Это похоже на бунт, Белл-Ориэль, — помолчав, разозлился хормейстер. — И на упрямство. Ты потакаешь своим порокам, позволяя чувствам брать верх над долгом, что есть у тебя перед Создателем! Даю тебе последнюю возможность исправиться и забыть о гордыне. Ты споёшь сегодня, или будешь наказан!
— Тогда накажите меня, учитель, потому что петь я не буду, — отрешённо проговорил Белл и, развернувшись, направился прочь.
— Белл-Ориэль! — строго окликнул его Сарниэль, но тот даже не обернулся. Он прошагал мимо удивлённых ангелов, которые пришли послушать репетицию и, взлетев, помчался к берегу реки. Впрочем, даже хрустальный звон воды и пение прекрасных птиц не смогли унять боль, что сейчас бушевала в душе мальчика. Кроме того, она не успела даже ослабнуть, потому что очень скоро на берегу появились ангелы-стражи и, схватив Белла за локти, потащили его в «Тёмную Грань».
* * *
— Мне сказали, что ты осмелился бунтовать, мой мальчик, — Михаил подошёл к распятому цепями на холодной каменной стене юноше, и его огненный взор схлестнулся с потухшим взглядом Белла. — Ослушание и упрямство — великие грехи, которые противны Создателю. Ты нарушил главную заповедь, когда возомнил себя особенным и предался гордыне.
— Я просто не смог петь, Великий, — прошептал Белл пересохшими губами. После недели заточения он с трудом выговаривал слова. Да что там слова! Он с трудом мог вспомнить своё имя. Голова кружилась, веки отяжелели, и в глазах темнело от слабости. Язык распух от жажды, а руки и ноги затекли так, что Белл их уже не чувствовал.
— Ты даже сейчас пытаешься спорить и оправдываться вместо того, чтобы раскаяться и принять наказание, как благо для себя, — Михаил вздохнул. — Твой вздорный нрав всё более беспокоит меня, Белл-Ориэль. Я вижу в тебе мятежный дух. Борись с ним, ибо тебе известно, чем закончили мятежники, покусившиеся на право Создателя стоять выше всех.
— Я помню об этом, Великий, — Белл закрыл глаза.
Каждое слово давалось с трудом, а воздух проходил сквозь иссохшее горло, словно остриё ножа.
— Понимаешь ли ты, что заслужил наказание тем, что пренебрег своим долгом всецело служить Престолу?
— Да, Великий.
— Готов ли ты наступить на горло своей гордыне и впредь беспрекословно подчиняться правилам и делать то, что тебе велят наставники и учителя?
— Да, Великий, — почти неслышно выдохнул Белл, почувствовав, как лопнула сухая кожа на губе и рот заполнила солоноватая кровь.
— Что ж, очень хорошо, — понаблюдав за ним, Архангел удовлетворённо кивнул. — Твоё раскаяние даёт мне надежду. По-видимому, ростки зла ещё не укрепились в твоей душе. Наказание идёт тебе на пользу. Гордыня и упрямство успешно лечатся отсутствием воды и пищи. Болезнь мятежности духа отступает, но она пока не исчезла окончательно. Думаю, будет правильным оставить тебя здесь ещё на неделю, дабы искоренить болезнь до конца, — с этими словами Архангел вышел из камеры, оставив Белла в гнетущей темноте и тишине.
* * *
— Белл! Белл, очнись! — сдавленный шёпот прерывался судорожными всхлипываниями и странным ощущением стремительного падения куда-то в пустоту. Тепло прикасалось к щекам и отзывалось во всём теле болезненными толчками. — Белл, пожалуйста! — чьи-то рыдания доносились всё отчётливее, проникая в мозг помимо воли.
Губ коснулась божественная прохлада и растеклась по подбородку и шее. Спасительная влага попала в рот, заструилась в горло тоненьким ручейком. Белл сглотнул, хотя сделать это было очень тяжело. Язык раздулся, а горло жгло калёным железом. И всё-таки ему удалось пропустить жидкость дальше, в желудок. Живительная влага почти мгновенно впитывалась в обезвоженное тело, давая новые силы сердцу, которое едва билось где-то под рёбрами.
— Давай, братик! Пей же! Пей! — приговаривал голос, который Белл почти не узнавал.
Чьи-то влажные руки умыли его лицо, осторожно смочили слипшиеся веки. Он попытался открыть глаза, но не смог. Слабость была слишком сильной. Всё, на что его хватило — это пошевелить губами. В рот опять потекла спасительная жидкость, и теперь её удавалось глотать.
— Гин!.. — шепнул Белл, почувствовав, как брат обнял его и прижался щекой к груди.
— Это я, Белл! Я с тобой! — Нигар кивнул, трясясь от рыданий. — Я не знал, что ты здесь, Белл! Прости! Я ничего не знал, а потом не мог тебя найти, пока Ориэль не сказал, что ты глубоко в подвале!
— Всё хорошо, Гин… Не плачь… — прохрипел Белл, чуть приоткрывая тяжёлые веки. — Но теперь уходи, пока тебя не хватились. Не то и тебя накажут…
— Я принесу тебе поесть…
— Нет, не надо, — Белл заставил себя качнуть головой, отчего перед глазами всё тут же поплыло. — Лучше воды. Есть я всё равно пока не смогу.
— Тогда лучше разбавленного вина — оно даст тебе сил и утихомирит боль, — кивнул Нигар, гладя брата по щеке и целуя в лоб. — Пожалуйста, держись, Белл! Только не сдавайся! Ради меня, пожалуйста!
— Теперь я не умру, не бойся, — потрескавшиеся губы тронула кривая улыбка. — Только будь осторожен, братишка!
— Я вернусь, — шепнул напоследок Нигар и бесшумно растворился в непроглядной темноте камеры.
* * *
Братья сидели на берегу небольшой речушки, слушая всплески воды и тихое пение засыпающих птиц. Белл-Ориэль был похож на тень, так истощилось его тело за время пребывания в камере. Шли уже четвёртые сутки после того, как его выпустили, но он всё ещё не оправился до конца. Он с трудом ходил, почти ничего не ел и не разговаривал. Горло всё ещё болело, голова кружилась, а огромные белые крылья превратились в обтрёпанные пучки сломанных и потускневших перьев. Первые дни он не мог даже самостоятельно встать. И только Нигар, едва завершив свои дела в винодельне, мчался к брату, оставаясь возле него до самого утра, не покидая Белла даже тогда, когда тот засыпал, провалившись в чёрную пустоту без сновидений.
Пытаясь отвлечь брата от мрачных размышлений и немного приободрить, Нигар делился с ним рассказами о своих успехах и последними новостями. Вот и сейчас, греясь в лучах заходящего солнца, младший болтал без умолку, пока Белл лежал на траве, положив голову ему на колени.
— Представляешь, я приготовил такое потрясающее вино, что Тагас, попробовав, пришёл в восторг и приказал мне внести рецепт в специальную книгу! — хвастался Нигар. — Я всё записал, а потом решил, что неплохо было бы и мне завести такую же, чтобы заносить туда свои рецепты. Кажется, Михаил оказался прав на этот раз. Амброзия — это то, что у меня действительно получается. Тагас сказал, что я обладаю превосходным чутьём и настоящим талантом. Он даже разрешил заглядывать в старинные рукописи, где описываются рецепты, которые позволяют готовить вино не из фруктов, а из энергетических субстанций. Правда такие вина давно запрещены, но ведь это интересно, не так ли?.. На всякий случай я переписал парочку запрещённых рецептов, пока Тагас не видел. Хочу поэкспериментировать с ними на досуге.
— Тебе действительно нравится виноделие? — Белл, казалось, немного удивился.
— Ну, да, — кивнул Нигар. — Это единственное пока, что у меня получается… А ты? Ты и правда, решил покончить с пением, Белл? — посерьёзнев, негромко спросил он. — Но почему? Разве есть что-то более прекрасное, чем твой голос?
— Пение — это лишь музыка, Гин. Оно не поможет справиться с врагом и не защитит в случае опасности. Кроме того, я не хочу навечно оставаться бесполезной тварью, умеющей только правильно раскрывать рот и выводить рулады. Петь умеют даже птицы. Не хочу, чтобы меня считали одним из глупых пернатых.
— Но если ты опять откажешься петь, Михаил может решить, что ты не нужен Престолу, Белл, — с ужасом простонал Нигар. — Он тебя убьёт, братишка, и я останусь совсем один.
— Нет, этого не случится, не бойся, — Белл покачал головой и улыбнулся, взяв руку брата и сжав в своей. — Я не повторю своей ошибки и не дам повода Михаилу разлучить нас.
— Значит, ты будешь петь?
— Да, но только ради тебя. И только пока.
— Что ты имеешь в виду? — вновь забеспокоился младший.
— Увидишь. Главное, не переживай.
Они замолчали, думая каждый о своём.
Солнце наполовину скрылось за горизонтом, погружая окрестности в нежную малиновую дымку заката. Маленькая пичуга, усевшись на дереве возле ребят, затянула сладкоголосую песню, вторя своим собратьям, порхающим в поднебесье.
Нигар поднял голову и тихонько засвистел, пытаясь попасть в такт незамысловатой мелодии. Птичка тут же смолкла. Потом вдруг оцепенела и камнем упала с ветки.
— Что это с ней?! — ахнул Нигар, побледнев и сжав руку брата, который недоумённо приподнял голову.
Поднявшись на ноги, младший первым приблизился к застывшему на траве крохотному тельцу несчастной щебетуньи.
— Что случилось? — Белл тоже встал и подошёл к брату, державшему в ладонях комочек разноцветных перьев, который совсем недавно назывался птицей.
— Я не знаю, — Нигар рассеянно обвёл глазами окрестности, словно пытаясь найти ответ где-то неподалёку. — Отчего она умерла, Белл?
— В Раю птицы не умирают просто так, — задумчиво отозвался тот, осторожно беря трупик из рук брата. Он поместил птицу между ладоней и замер, закрыв глаза. Белый свет заструился по его рукам, ослепительным шаром разгоревшись у кончиков пальцев. Полыхнула небольшая молния, и свет тут же погас. Белл раскрыл ладони, но тельце пичуги осталось неподвижным. Она была мертва.
— Почему ты не смог её оживить? — ахнул Нигар, ошеломлённо взглянув на брата.
— Не понимаю, — Белл покачал головой, бережно опустив птицу на траву. — На занятиях у меня всегда получалось… Гавриил говорил, что воскресить тварь Божью очень легко, если только…
— Если что? — вскинулся младший.
— Если её не убил кто-нибудь из ангелов, — мрачно закончил Белл, как-то странно посмотрев на брата. Нигар побледнел и, отступив на шаг, испуганно замотал головой.
— Нет, я ничего не делал, клянусь! — сдавленно пропищал он, потому что его голос неожиданно сорвался. — Белл, я не виноват! Я только посвистел, а она… вдруг упала!
— Посвистел? — переспросил старший, вновь бросив задумчивый взгляд на птицу. Потом вдруг схватил брата за руку и потащил за собой к стене деревьев у опушки небольшого леса.
— Куда мы идём? — занервничал Нигар, оглядываясь по сторонам. Но Белл не ответил. Они вошли под сень деревьев, прислушиваясь к перекликающимся голосам птиц. Осторожно пробираясь сквозь переплетения ветвей, близнецы, наконец, вышли на небольшую поляну, заросшую незабудками. Там Белл остановился и поднял голову, выискивая на вершинах стволов припозднившихся птиц. Разглядев в буйстве изумрудной листвы сойку, парень кивнул на неё брату.
— Попробуй посвистеть, Гин, — шепнул Белл совсем тихо, чтобы не спугнуть птицу.
— Зачем? — младший побледнел ещё больше. — А вдруг… Вдруг она тоже погибнет, Белл?
— Мы должны это выяснить, — упрямо сжав зубы, кивнул старший. — Выяснить, почему Михаил так нас не любит… Свисти! — уже решительно приказал он, не спуская глаз с сойки.
Нигар набрал побольше воздуха и тихонько засвистел. Птица встрепенулась и, подпрыгнув на ветке, постаралась взлететь, но тут же камнем рухнула вниз. Упав на мягкую подстилку изо мха и травы, она больше не шевелилась. Теперь и Белл побелел, как мертвец. Несколько секунд он не шевелился, затем приблизился к птице и взял в руки её ещё тёплое тельце.
— Прости, — прошептал он, погладив нежные перья. После чего опустил сойку обратно на землю и прикрыл мхом и старыми листьями. Нигар стоял рядом ни жив ни мёртв. Когда Белл вновь обернулся к брату, он заметил, как дрожат у того губы, а фиалковые глаза почти остекленели от ужаса.
— Что со мной не так, Белл? — всхлипнул младший, в отчаянии глядя на брата. — Почему я творю зло?.. Я ведь не хотел!..
— Мы должны выяснить, кем был наш отец, Гин, — пытаясь утешить брата, Белл обнял его за плечи. — Я думаю, всё дело в нём…
— Но ведь ты никого не убиваешь! — Нигар стиснул кулаки. Он был близок к истерике. — Ты — нормальный! Это я — урод!
— Это ещё неизвестно, братишка, — Белл-Ориэль тяжело вздохнул. — Просто твои способности проявились раньше. Помнишь, что сказала Касикандриэра?.. Она сказала, что вряд ли ты такой никчёмный, каким тебя считают. Я слышал, что Касикандриэра может видеть насквозь любого. Она должна знать, кто наш отец, Гин. И только она одна может объяснить, что с нами происходит.
— Ты собираешься расспрашивать эту ведьму, Белл?! — младший испугался ещё больше. — Но как ты её разыщешь? Может, Касикандриэры уже нет в Раю?
— Или она ближе, чем ты думаешь, Нигардиэль, — внезапно раздался позади них мягкий голос.
Братья вздрогнули и обернулись.
— Касикандриэра, — выдохнул Белл, невольно остолбенев.
Та снисходительно улыбнулась в ответ на озадаченные взгляды близнецов, затем медленно приблизилась.
— Кажется, вы говорили обо мне, — протянула она, по очереди смерив братьев колючим взглядом. — Странно, но я тоже разыскивала вас.
— Зачем? — Беллу всё же удалось скинуть с себя наваждение и уже спокойнее посмотреть на Касикандриэру.
— Я хотела узнать, как ты себя чувствуешь, Белл-Ориэль. Мне сказали, что ты почти потерял голос после двухнедельного заточения.
— Вот видишь, Гин, именно об этом я и говорил, — не ответив красавице, Белл обернулся к младшему. — Каждый видит во мне только голос и больше ничего. Я для них вроде глупой птицы, которая будет услаждать их слух по приказу.
— А ты претендуешь на что-то большее, Белл? — Касикандриэра прищурилась, задумчиво разглядывая парня.
— Гин, можешь подождать меня у реки? — тот кивнул брату в сторону берега.
— Лучше пойдём, Белл! Не связывайся с ней! — Нигар потянул его за тогу.
— Иди, я догоню, — оборвал его старший, продолжая невозмутимо выдерживать взгляд Касикандриэры.
Они остались вдвоём, и тогда она заговорила вновь.
— Я не скажу тебе то, что ты хочешь знать, — предвосхищая его вопрос, сразу ответила она. — Я не могу лезть в дела Рая, Белл-Ориэль.
— Тогда что ты здесь делаешь? — Белл сверлил её взглядом не хуже, чем это делала она. — Разве не наш отец стал причиной тому, что ты явилась сюда посмотреть на меня и Нигара?
— С чего ты это взял?
— Об этом сказал Михаил в прошлый раз.
— Что ж, раз ты такой наблюдательный, отвечу: да, мне было интересно взглянуть на вас. И надо сказать, что я увидела совсем не то, что ожидала.
— Ты разочарована? — Белл прищурился.
— Скорее слегка сбита с толку, — она улыбнулась. — Вы совсем не похожи на отца, по крайней мере, внешне. А вот характеры…
— Что не так с нашими характерами? — Белл нахмурился.
— Я ещё не разобралась, — она отвела взгляд, который тут же переместился на бугорок листвы, под которым Белл похоронил сойку.
Касикандриэра шагнула туда и осторожно вытащила птицу из-под слоя старого мха. Укрыв сойку ладонями, она прикрыла длинные ресницы и на мгновение замерла. Белый свет ослепительным бликом скользнул по прекрасному лицу женщины и исчез. Касикандриэра раскрыла ладони, из которых выпорхнула живая пичуга.
— Почему у меня не получилось? — озадаченно спросил Белл, просветлевшим взглядом провожая удаляющуюся сойку.
— Моя магия не похожа на вашу, — мурлыкнула красавица, откровенно пристально изучая лицо юноши. — На вашем месте я бы не стала об этом рассказывать, Белл-Ориэль. И тем более повторять подобные эксперименты.
— Что ты знаешь о наших характеристиках? — помолчав, прямо спросил тот. — Ты сказала тогда, что Нигар не такой уж никчёмный, каким его все считают. Что ты имела в виду?
— Только то, что ты и сам уже понял, Белл… Вы взрослеете, и постепенно ваши способности будут раскрываться. Будьте осторожны с ними. Не следует выставлять напоказ всё, чем одарила вас природа.
— Почему? Что с нами не так?
— Пока я не могу тебе сказать, но думаю, мы ещё встретимся, — она вздохнула. — А пока советую тебе не возражать Михаилу, Белл-Ориэль. И не прятать свой чудесный голос. Я всё ещё надеюсь услышать, как ты поёшь, пока нахожусь в Раю.
— Боюсь, больше ты его не услышишь, Касикандриэра, — он помрачнел.
— Ты не хочешь петь из-за меня?
— Нет, просто горло слишком болит, — Белл обречённо качнул головой. — Похоже, я не смогу больше петь даже, если захочу.
— Позволь мне попробовать исцелить твоё горло, — внезапно предложила она, шагнув к нему, но Белл попятился.
— Ради чего? — оттолкнув её руки, неожиданно резко спросил он. — Чтобы Михаил поискал другой способ уничтожить мой дар?.. Или, ты думаешь, я не понял, что ему не нравится, как я пою?
— Дело не в этом, Белл-Ориэль…
— Да, дело не в том, что я пою, а в том, что меня слушают, — зло перебил её Белл. — Именно это пугает Архангела, разве не так?
— Белл, послушай…
— Не называй меня этим именем! — отступив ещё на шаг, оборвал он. — Меня зовут Белл-Ориэль! Беллом меня называют друзья, а ты не входишь в их число!
— Почему ты так зол на меня?
— Потому что ты такая же, как все, — презрительно отозвался Белл. — Всё знаешь и молчишь. Гин прав: у нас с ним нет здесь больше ни друзей, ни подруг, ни братьев! — сказав это, он развернулся и, преодолевая слабость, зашагал к реке, где его дожидался Нигар.