Алия

­Ах, отец! Что ты сделал! Сколько нужно любви, чтобы простить
тебя!
А Саид простил. Любимый и любящий.
Десять лет назад, купленный на невольничьем рынке, он появился на
пороге нашего дома. Десятилетний мальчик со звериным огоньком
в глазах. Меня притянул тот огонек. Я почувствовала тайную силу и
горькую мудрость за этим взглядом. В пять лет. Настолько он был иным.
Отец держал двор по изготовлению и продаже ковров. Дело
было прибыльным, постоянно требовало рабочих рук . Руки Саида
оказались быстры и ловки. Как нежно гладил он шерсть.
- Мы растили овец в Великой степи, - говорил он потом, -
Огромные отары. Шерсть лучших пород мягкая и нежная. За такими
нужно терпеливо ухаживать. А местные, степные бараны могут кормиться
сами. Но их жесткая шерсть годиться лишь на защиту воина в походе.
В мире есть логика, но нет совершенства.
Он умел считать, и вскоре, стал помогать отцу в учете, а затем и
продаже товара. Дело стало идти настолько хорошо, что доверие отца
к нему возросло. На рынке Саид обходил лавки, проверяя дело и
собирая выручку от продажи товара. Многие считали его помощником
отца, не зная, что под удобной и недешевой одеждой скрывается клеймо
раба.
Он был достоин свободы, но отец боялся потерять надежного
помощника. Знал, как Саид тоскует по родным местам.
- Мы пасли овец на дольних пастбищах, когда напал разъезд
ордынских воинов, - голос Саида дрожал, - Отец приказал мне с двумя
работниками скакать домой и спасать мать с братом. Я впервые ослушался
его. Отстал от работников и кинулся назад. Отец и те, кто с ним остались,
погибли. Меня скрутили и отправили на невольничий рынок. Так я понял,
что есть судьба, и она велит мне жить.
Я слушала и млела. В пятнадцать лет все пылало внутри и
выливалось в желание быть с ним всегда. Музыка степи, звучавшая в каждом
слове, очаровывала.
- Отец уважает, ценит тебя,- горячо шептала я при встрече,- Но
никогда не отпустит. Я тоже чувствую себя взаперти этого двора, внутри
душного, пыльного Багдада. Давай, сбежим в степь, которую я полюбила
вместе с тобой. Будем разводить овец и любить друг друга. Найдем
твою мать и брата. Нас будет много, и впереди вольная, счастливая жизнь.
- Но твой отец? - сомневался он,- Ему будет так больно. Правильно
ли это? Мы обманем его доверие. Неужели тебе его не жаль?
Прости, отец, но о тебе я тогда совсем не думала.
А ты обо мне думал. И как хороший хозяин, все узнал.
Я понимаю, что виновата. Но зачем было продавать Саида?
- Не ругай отца, - говорил он, сидя в яме, в колодках, в день, перед
отправкой на рынок, - Он, по-своему, прав. Главное, что мы есть друг у
друга. Это навсегда со мной. Будь счастлива.
Как же быть счастливой без него?
Казалось, отец сам понимал, что поспешил с решением. Цена оказалась
столь высока, что шесть дней не удавалось продать Саида. Еще день,
и он вернет его.
Но надежды оказались тщетны. Покупатель нашелся. Заплатил в
два раза больше, а после, долго расспрашивал отца о Саиде. В небольшом,
но уютном караван-сарае, под доброжелательным, но мудрым взглядом
хозяина, за не пустеющей чашкой чая, отец рассказал все, что знал и
чувствовал к Саиду. Беседа была неспешной, обстоятельной.
- Вижу, все же жалеешь о сделке, - сочувственно произнес покупатель,-
Но все правильно. Ты волк, выкормивший тигренка. Теперь это тигр.
Ты не сможешь его удержать. А я лев, окруженный шакалами. Волкодавы
есть, но много их иметь не могу. А тварей, готовых перегрызть горло
хватает. То, что я делаю, требует гарантии жизни хотя бы на пять
ближайших лет. С тигром, данным тобой, у меня появилась возможность не
только завершить дело, но и порадоваться его результатам. Не препятствуй
дочери помнить о нем. Если она, в душе, тигрица, то вместе им быть.
Все дело во времени. Придется потерпеть.
Так и сказал «потерпеть». Отец передал разговор дословно.
Жизнь продолжалась. Пять лет спустя покатилась весть
о походе войска Орды к Египту. Хорошо, что наши края не затронула
злая, жестокая волна, несущая, лишь, разорение и смерть.
Был взят и разграблен Дамаск, веселый сирийский город-базар.
Опьяневших от крови и золота захватчиков тянуло к Каиру.
Но толпа обнаглевших насильников и убийц была вдребезги
разбита египтянами, под командованием молодого, ранее неизвестного,
полководца. Даже имени его никто не знал, а у меня сжалось сердце.
Прошло еще пять лет. В Багдад пришел большой караван
из Египта под предводительством визиря великого султана. На следующий
день он лично пришел в дом отца. Их разговор был краток. Отец
послал за мной.
- Мой повелитель, султан Великого Египта Саид Аль Акрам…-
только успел начать знатный гость, как у меня подкосились ноги.
Иногда, счастье бывает трудно вынести. Дальнейшие события
происходили, как в тумане, пока я не обняла любимого в Каире.
- Извини, - виновато произнес он, переводя дух, - Здесь хоть
и не Великая степь, но тоже есть, где развернуться.
И мы, вновь, поглотили друг друга.