Татьяна Левченко Рубрика: 195 лет Керченскому музею древностей

— Ну и где вас сегодня носило? — обычно бабуня не интересовалась их прогулками, но, бывало, как начнёт расспрашивать…
Дедуня только перетаптывался на месте, будто не его с малышнёй воскресными утрами мама с бабуней выгоняли «куда хотите, абы стирать-убирать не мешали».
— Киносборник смотрели в «Пионере», — отозвался Колька.
— Рыбки, рыбки! — радостно показал, будто хлопает ладошкой по воде в фонтане, Васька.
Таська, сидя на корточках, тихо сопела, расстёгивая Ваське сандалики. Оглянулась на внезапную тишину. Бабуня, как обычно, скрестив руки под грудью, выжидательно смотрела на неё. Ну, да, киносборника и фонтана не хватало, чтобы они пришли после обеда, а не до него, как было заведено.
— Потом автобуса долго не было, — бормотнула она.
— А что, автобусы уже расписание забыли? — усмехнулась бабуня, уже строго поглядывая на деда.
— Мы ещё в читальне были, — решилась Таська.
— Где?!
— В этой… в этом… Общество «Знание» называется, — старательно выговорила Таська непонятное слово.
— Ой-хо! — засмеялась бабуня и легонько ткнула деда в плечо. — Дома тебе газет мало — читать? Ты бы их ещё в музей сводил, что б они в том понимали…
— Идите, идите, поешьте и — отдыхать: находились… — мама расставляла на столе тарелки с приостывшим, но всё ещё горячим «слоённым соусом». Это такое жаркое с маленькими рулетиками из лапшового теста, промазанного жаренным на постном масле луком. Вкуснятина, между прочим…

Находились… Таська устало-лениво вертела на вилке тоненькую слойку: даже есть не хотелось. Колька тоже едва не засыпал над тарелкой. Только Васька крутился заводной юлой. Ему-то что: сперва спал на составленных стульях в читальне, потом пришлось в ближайших дворах искать ему туалет… Так что, когда они, запыхавшись, пришли на автостанцию, — «восьмёрка» уже заворачивала за угол, а следующий автобус после пересмены был только через полтора часа. Так что, Васька ещё и доспал на руках у деда на остановке, и теперь ему всё было ни по чём.
Поняв, что строгости закончились, Таська тихонько подёргала маму за подол:
— Ма, а что такое музей?
Люба обернулась к дочери, поправила сбившиеся бантики в тощеньких белёсых косичках, свёрнутых на затылке крендельком.
— Как тебе сказать… — постаралась объяснить доступно. — Это такой красивый дом, в котором показывают много всего интересного.
— Так это же дедунина работа — сэрэзэ! — Удивилась Таська. — Очень-очень красивый дом!

Здание управления Керченского судоремонтного завода, быв. табачная фабрика Месаксуди. на первом этаже расположены слесарный, токарный и энергетический цеха, в последнем  дедушка работал электриком

— И что там интересного? — засмеялась мама.
— Ну… лестницы… цветы, вот такие, как у бабуни — розы, фикусы, только большие-большие…— Нет, — покачала мама головой, — Музей — там предметы разные на специальных полочках, в шкафчиках, необычные.
— Ууууу… — задумчиво протянула Таська и добавила: — А красивых домов ещё очень много в городе.
— Так что, — усмехнулась бабуня, — всем им музеями быть? Тебя послушать, так в Керчи — музей на музее…
— А что, нельзя? — пожала плечами Таська.

Шутки шутками, а буквально через пару недель они и впрямь попали в музей. В самый настоящий.
В городе был праздник — День рыбака. Взрослые решили вечером пойти на бульвар.
— Так, ты их с утра своди, покажи праздник, — сказала бабуня деду про детей. — А по холодку уже мы сходим.
Ничего необычного в этом не было: в их конце улицы так повелось с давних пор: если взрослым нужно было вечером уйти, — просто просили соседей присмотреть за домом с детьми.
В этот раз пошли не через сквер с фонтаном, а повернули в сторону моря, не доходя до памятника Ленину. Там, дальше, через дорогу, между двумя домами был небольшой проход с лестницей. Море издалека в эту узенькую щёлочку виделось необычайно синим и сверкающим. По этой лесенке они всегда выходили на бульвар. Это была такая секретная опасная тропинка, которой пользовались, как ни странно, очень многие. Эта часть набережной с купальней сэрэзэ от бульвара отделялась танцплощадкой, огороженной со стороны моря таким же парапетом, как и на бульваре, но с довольно широким отступом по-над водой. Так что, цепочкой, придерживаясь за верх заборчика, легко можно было пройти над морем, а затем просто перелезть на бульвар через парапет. Дедуня, с Васькой на руках, проходил, придерживаясь одной рукой. Таська с Колькой управлялись самостоятельно, только через парапет их перетаскивали — или сам дедуня, или идущие следом люди. Вообще-то, вход на бульвар был с улицы совершенно свободный, тем не менее, любителей «секретной тропы» не убывало.

Но в этот раз на тропу они не попали: пока ждали, чтоб перейти дорогу, кто-то знакомый, оказавшийся рядом, посоветовал дедуне повести малышей «к рыбникам» — в День рыбака они бесплатно впускали всех желающих.
— Поторопитесь, они только до обеда будут… — улыбнулся дядя и махнул рукой вдоль улицы, как бы указывая, куда идти.
Дом был красивый. Конечно, красивый, как и положено музею. Правда, на табличке было написано совсем непонятное слово, то большими, то маленькими буквами. Таська давно уже отметила для себя этот серый дом с квадратными колоннами, как бы наполовину упрятанными в стене, с широкой лестницей к высоченной двери, украшенной по краям двумя крупными серыми шарами. Обычно здесь пусто, но сегодня толпилось довольно много людей, пришлось постоять в очереди.

Здание АзЧерНИРО (ныне ЮгНИРО)

— Раз уж повезло, — подождём, — улыбнулся дедуня куксящемуся Ваське. — Рыбок посмотрим. Ты же любишь рыбок смотреть.
Колька вертелся, заинтересованный предстоящим новшеством. А Таська, поднявшись сбоку лестницы к одному из шаров, воспользовалась случаем полюбоваться вдоволь домом напротив. Это, пожалуй, был самый красивый дом. Длинными сторонами он смотрел вверху на улицу, а внизу на море. Вверху и внизу — потому что стоял дом на небольшой горке. И со стороны улицы, вдобавок, был сделан так, что прямо посередине у него был маленький, узенький дворик — однажды дедуня завёл Кольку с Таськой специально, показать. Этот дворик снаружи выглядел просто частью дома, а на самом деле там были двери, ведущие в дом — и справа, и слева.
Один короткий конец дома был стеной у той самой узкой лестницы. А вот этот, видимый отсюда… был совсем необычный, полукруглый. Нижняя часть его походила на опрокинувшийся на бок, в сторону от моря, волчок с широким ободком: со стороны улицы низко, а дальше выше и выше, будто один этаж нечаянно превращался в два. А над этим один-два-этажом по всему полукружью стояло много круглых колонн, высоких, до самой крыши! Между ними в глубине виднелись большие окна с полукруглым верхом, и со стороны улицы к ним вела небольшая лестница, плавно поворачивающаяся вместе со стеной. Как будто там, где колонны, был балкон, а на самом деле лестница заканчивалась дверью, ведущей в дом.
Больше всего Таську удивляла в этом доме странность с колоннами. Если стоять рядом, — они виделись толстыми, тяжёлыми, будто не крышу, а всё небо подпирали. А вот так, издалека, почему-то выглядели тоненьким и хрупкими, даже страшно — как крыша на них держится. Из-за этого Таська готова была смотреть на этот дом часами — то подходя вплотную к стене, то перебегая дорогу — любоваться издали. Если бы…

"Самый красивый дом" - Дом Домгера, снесён в 1970-х. В этом доме снимались эпизоды госпиталя в фильме "Звездопад"

В рыбном музее для Таськи нашлось, конечно, много любопытного. Но очень не понравились злющие глаза трёх акул, лежащих на подставках сразу же при входе. Словно были они ужасно недовольны внезапным нашествием посетителей: обычная акула, рыба-пила и рыба-молот — эта вообще кошмар ужасный! У них даже кожа была злая, не как у рыб — гладкая и скользкая, а шершавая и колючая. Таська, тихонько проведя ладошкой по одной из них, поближе к хвосту, чтоб не видеть тех глазищ, довольно ощутимо уколола палец.
Потом спускались куда-то вниз, там в два этажа стояли большие аквариумы с разными живыми рыбами. Людей было очень много, и никто не задерживался, проходили побыстрей, чтобы уступить место другим. Поэтому ничего как следует рассмотреть было нельзя. Да и тесно. Дедуня, посадив Ваську на плечи, Таську взял на руки, а Кольку крепко держал за руку, чтобы не потерять в толпе.
Вот Кольке-то больше всех и не повезло: ему почти ничего не было видно, только нижние ряды аквариумов, если удавалось пробиться вплотную. Наверное, он обиделся. Потому что после, даже среди недели, всё спрашивал:
— Дедуня, а когда мы снова пойдём в музей?

Но ближайшие выходные пролетели: у деда были какие-то важные дела по утрам. А потом он и вовсе на целые три недели уехал на курорт.
— Пусть отдохнёт от вас немного, — смеялась бабуня, — заездили деда совсем. И то, — это уже к дочери. — бесплатную путёвку просто так не дают, — заслужил…
И тогда Колька взбунтовался.
— Мне уже больше семи лет, через месяц в школу идти, а вы меня одного никуда не пускаете! — обиженно кричал он маме и бабуне.
— Ладно, подумаем, — сказала мама, но в голосе её звучала неуверенность. — Ты, для начала, хоть бы за керосином на Четвёртую линию один сходил.
— И схожу! — в запале согласился Колька, но, обеспокоенно, всё же оглянулся на Таську: сходить на Четвёртую — это несколько поворотов, и надо знать, где и куда сворачивать. Пару раз его уже приводили знакомые — сперва с Седьмой линии, а после и вовсе с Пятой продольной. А вот Таська почему-то безошибочно ориентировалась во всех перекрёстках.
Но оказалось: керосина пока достаточно, так что, в воскресенье Люба только встревоженной наседкой клохтала:

— Не, ма… ну как я его отпущу… — но всё-таки выутюживала выходную шведочку сыну. Внезапно придумала: — Ну`к, повтори остановки, где выходить из автобуса.— На станции, — удивился Колька, — всё равно конечная.
— Я те дам, «на станции»! Ещё бульвара не хватало! В кино и домой! Давай…
— Та знаю я… — хмурился Колька, застёгивая сандалии.
— Я знаю, я знаю! — затараторила Таська, присев на корточки и отнимая у брата непослушную пряжку с вечно западающим язычком. — Гипсовый, Лесной, потом не помню, потом Десятый, и потом Козлова — выходить. По Мицейскому на Ленина, там повернуть к морю и до Детского мира. «Пионер» под лестницей! — Торопясь, она проглотила слог у переулка, тем не менее, судьба похода была решена: только вдвоём.

«Козлова» они проехали. Таська внимательно посмотрела на брата, но он не отрывался от окна, будто там что-то интересное увидел. Однако, когда с автостанции вышли на площадь Ленина, Колька, как всегда при выборе дороги, растерялся. Но признаваться не стал. Лишь потоптался с безразличным видом и произнёс так, безо всякого интереса будто:
— И ничего такого… И в музей мы сами можем сходить…
— А нас пустят? — засомневалась Таська.
— Конечно! Мы ведь билеты купим.
— Ну, пошли тогда, — согласилась Таська и первой сделала шаг в сторону моря.
Кольке только того и нужно было. Сразу же перехватив инициативу, он быстро пошёл вперёд, против правил, не взяв Таську за руку. Ну и не надо! Подумаешь…

Таська шла, поглядывая через дорогу на «самый красивый дом», туда, где за высокими воротами скрывался крохотный дворик. Хотелось ещё раз туда зайти и рассмотреть всё повнимательней: какие окна, какие двери, лестницы, если они есть… И вдруг она засмеялась: ведь, если ходить в город с Колькой, — можно будет его подбивать заглядывать в разные интересные места… Здорово!…

И растерянность, и досада, и даже, непонятно на кого или на что, обида смешались на загорелом Колькином лице под смешно торчащим, выгоревшим до белизны, чубчиком, в невероятную картинку детского отчаяния. Такие же выгоревшие, белёсые брови его над жёлтыми «кошачьими» глазами то сдвигались в одну ровную линейку, то взмывали над переносицей горестным «домиком». Ну, ещё бы! Весь его, едва зародившийся, авторитет рушился, как подмытый набежавшей волной песочный замок. Перед этой дверью. Огромной и неподвижной. Но ведь так не должно быть в музее: ведь сегодня воскресенье…
Таську авторитет брата нисколько не интересовал — ни воздвигнутый, ни рухнувший. Обхватив руками большой шар на краю лестничной площадки, она пыталась обойти его по кругу. Ногам, даже носочками, не хватало места…
— Дура, шмякнешься! — рявкнул Колька, не решаясь её даже за руку сдёрнуть, в таком неустойчивом положении.
— У-у… — отрицательно качнула головой Таська и медленно переместилась в обратном направлении. — Смотри, — указала она, — у того дома тоже шары на лестнице. Посмотрим?
Слабая надежда промелькнула в глазах брата: а вдруг он просто перепутал… Не дожидаясь Таську, он первым добежал до соседнего розового здания. Надежда тихо таяла: и лестница другая, и шары другого цвета. Но, на всякий случай, надо проверить дверь.
Таська подоспела как раз к этому моменту: дверь, туго, но открылась. За нею, после маленького коридорчика, была ещё одна, раскрытая настежь. А дальше шёл большой и очень широкий коридор, до самой, такой же широкой, лестницы. По сравнению с лестницей в доме сэрэзэ, эта была короткая, не заужалась, уходя в цветочные заросли. Здесь цветов не было, а были окна, слепящие после сумрака коридора, и лестница, из-за своей ширины и пологости, будто составляя с коридором единое целое, уходила в этот слепящий свет, словно в неизвестную даль. Таське на миг показалось: если продолжать смотреть — ноги сами пойдут по этой неведомой, непонятной дороге. Она резко молча дёрнула Кольку за руку. Тот и сам, поняв, что снова промахнулся, уже отпустил ручку двери, и Таська, от излишнего усилия, просто шлёпнулась попой на розовые ступени.

"Розовый дом" - здание Керченского горкома партии. Ныне Горсуд, и вместо шаров лежат львы.

Пока она поднималась и отряхивалась, дверь открылась снова.
— Дети? Что вы здесь ищете? — удивилась вышедшая тётенька, похожая на бабуню, только не в платочке, а с красиво уложенными на затылке волосами.
— Мм… мз… — забормотал Колька, но, поняв, что никакого наказания за их вторжение не ожидается, произнёс уже уверенно: — Музей. Где здесь музей?
— Музей? — с интересом поглядела тётя на малышей. — Так он там, дальше, на музее… Сразу на остановке «Музей»…

— Музей на музее! — смеялась Таська, поспешая за братом. — А бабуня ещё говорила — так не может быть… — Но потом серьёзно добавила: — Только это, наверное, совсем другой музей, мы туда не ходили.
— Ну, так сходим. — упрямо утвердил брат.

А дорога оказалась довольно длинной. К тому же, совсем незнакомой: здесь они с дедуней не ходили никогда, и даже на автобусе не проезжали: по бульвару гуляли туда-обратно всегда вдоль моря. На этой улице тоже были интересные дома, но не такие красивые, какие отмечала Таська. Поэтому, когда они, наконец, дошли, дом музея она узнала сразу.
— Ух ты! — вырвалось у неё, — чтоб получше разглядеть, отступила к самому краю тротуара и задрала голову. — Гляди, Колька: там наверху целая картина!
Брат тоже отступил к бордюру, полюбовался.
— Это не картина, — поправил, — они по-другому называются.
— Правда, — настоящий музей, скажи?!
— И на вывеске так написано, видишь…
— «Музей» — прочитала Таська крупные буквы. Ниже шли ещё слова мелкими, но их просто трудно было разобрать с Таськиного росточка.
В доме было двое дверей, да ещё ворота во двор. Решили особо не выбирать, а идти в те двери, где табличка. Здесь тоже с улицы вела лестница, не очень высокая, вместо шаров были красивые металлические перила.

Здание Керченского музея древностей. Сейчас в правом крыле церковь Александра Невского, и дверь, в которую вошли дети, теперь ведёт в храм, а вход в музей - слева. На заднем плане - Митридат.

Колька решительно потянул на себя толстенькое поленце оправленной в жёлтый металл косой ручки и, ухватив Таську за руку, шагнул внутрь. На маленькой площадке слева стоял столик, и за ним сидела строгая тётя. Увидев детей, она поднялась, оперлась ладонями о столешницу, выжидательно глядя за их спины на дверь. Конечно, там никого не было.— Что вы хотели, дети? — спросила она.
Колька уже заранее приготовил в кулаке монетки, протянул, раскрывая ладонь:
— Мы в музей. Посмотреть.
— Вы одни? — уточнила тётя.
— У вас показывают разные необычные предметы? — и себе уточнила Таська, и важно добавила: — мы уже большие, Колька в школу… ходит — чуть ускорила события для убедительности.
Тётя удивилась такому напору и осведомлённости.
— Большие, говоришь? — улыбнулась раздумчиво и взяла с Колькиной ладошки две монетки: десять и пять копеек. — Ну, идите, посмотрите, — выдала им по билетику и показала рукой на открытую дверь справа.
Колька отпустил, наконец, Таськину руку и шагнул в большой зал. Таська замешкалась: отвлечённая важностью события и собственно тётей-билетёршей, она не успела оглядеться, и теперь просто застыла ошарашенно: прямо перед ней взмывала в вышину удивительная лестница! Широкая, блестящая, она круто поднималась прямо на второй этаж, без всяких поворотов. И было в ней что-то такое общее с колоннами «самого красивого дома»: большая и тяжёлая, она, одновременно, виделась Таське тоненькой и хрупкой. И очень неустойчивой. Казалось: стань на первую ступеньку — лестница качнётся и унесёт тебя куда-то вперёд, а верхняя часть… — Таська оглянулась на входную дверь, прикинула… — ничего, упрётся высоко над дверью… Так что, совсем и не страшно.
Всё это, конечно не заняло много времени, и Таськиного замешательства не заметили ни тётя, ни Колька, уже что-то рассматривающий в витрине справа. Она поспешила следом, на всякий случай держась подальше от нижней ступени лестницы.

Да-а… Это был самый настоящий музей, как рассказала мама. В витринах под стеклом и просто так, на стенах в креплениях, в шкафах, в ящичках здесь было столько разных необычных, невероятных предметов, что Таська позабыла обо всём, стремясь увидеть и запомнить как можно больше. Разноцветные стеклянные бусины и бутылочки, металлические, раскрашенные брошки и заколки, огромное количество чёрных блестящих кувшинчиков, — они были сделаны так, что не стояли, а лежали на боку, и другие маленькие посудинки — открытые и с носиками, вазочки с крохотными ручками и тарелочки… Может, это для кукол посуда? Но кукольная посуда продаётся в Детском мире… Таська прочитала табличку, прикреплённую к витрине, задумалась. Названия были очень странные, а ещё — всё это найдено в раскопках. Что такое раскопки она уже знала: на Митридате видела и даже в какой-то газете заметку читала — этим предметам было так много лет, что просто ужас! И при этом они такие красивые! Даже те, которые составлены и склеены из множества кусочков: в других витринах и шкафах все эти «посудки» были уже крупные, с рисунками — иногда блестящие чёрно-красные, иногда просто цвета кирпича или черепицы. А вон в том углу в специальных металлических подставках стоят таааакие огромные кувшины — туда даже взрослый человек мог бы поместиться, удивительно!
А здесь множество корявых ржавых штучек… Таська снова обратилась к табличкам. Ого! Это наконечники стрел! И мечи здесь, большие и маленькие, и щиты, вон, есть…
Таська представила всё это множество предметов под землёй… И ещё много-много ненайденных: ведь раскопки ведутся всё время… Да ведь там, под землёй — столько много разного всего — наверное, целый мир! Она огляделась по всему залу, встряхнула головой. Получалось: здесь сразу два мира: вот, они с Колькой, а вот…
— Таськ, — позвал брат от середины зала, — глянь, чего!
Таська подошла к стоящему отдельно большому стеклянному ящику. Поднялась на цыпочки… высоко, ничего не видно… Колька, пыхтя, попытался её приподнять.
— Так, дети, баловаться нельзя! — строгая тётя-билетёр внезапно оказалась рядом.
— Мы не балуемся, — опустил голову Колька.
— Просто мне не видно, — объяснила Таська.
Тётя покосилась на витрину, на Кольку.
— Ты думаешь, ей интересно это? — спросила.
Колька смолчал. А Таська энергично закивала:
— Мне всё-всё очень-очень интересно!— Ну, смотри… — тётя отошла к дверям, взяла стоявшую за створкой скамеечку, приставила к витрине и помогла Таське встать на неё.
За стеклом был деревянный ящик, а в ящике лежал скелет человека. Кости его были тёмные, аж до коричневого, и не все они были целые.
— А почему он такой тёмный? —спросила Таська. Колька, ожидавший другой реакции, удивлённо на неё посмотрел.
— Он лежал в земле тысячи лет. Понимаешь? Вот, тебе сколько? Пять? Подумай: не пять, не пятьдесят, даже не сто, а — тысяча. Не одна тысяча… Это был воин. — тётя поясняла серьёзно. — У него был меч.
— Он на войне убитый? — спросил Колька.
— Наверное, — вздохнула тётя, — тогда много войн было… Ну, что, всё посмотрели?
Похоже, пора было уходить…

Входная дверь на лестнице хлопнула.
— Ой, Дусенька, — раздался женский голос, — ох и ливануло! Решила к тебе заскочить, переждать. А у тебя посетители? — заглянула в зал пожилая женщина с мокрыми волосами.
Оказалось, пока они были в музее, погода испортилась и — на тебе! — там ливень… Дети переглянулись: что делать?
— Ну, что ж, — покачала головой Дуся, подталкивая их к лестнице. — Идите наверх, там ещё есть, что посмотреть.
— Музей внизу, музей наверху, — пробормотала Таська. — Опять музей на музее! Ой! — незаметно она успела подняться до середины лестницы, а та ничуть не покачнулась. Здорово!
И они пошли осматривать второй этаж.Наверху был уже другой мир. Более того, — там была новая Керчь! Фотографии новых зданий, заводов, порта… на стендах — то, что заводы изготавливали: множество разных консервов в толстеньких и тоненьких баночках с яркими этикетками. Стеклотара: банки, бутыли, молочные бутылки… Особенно красивы были шкафы со стеклянной посудой. Рюмочки, бокалы — в резьбе и отделке, цветные и прозрачные… А ещё разные, цветного стекла, вазы, птички, пепельницы-«кляксы» и — цветы! Стеклянные цветы! Это было удивительно!
Были изделия и гипсового завода: украшения на потолки — уголки, круги под люстры, узорные плиточки. Много разного. Их кирпичный, правда, только на фотографиях показан — полные вагоны кирпича, керамзита…

После мира современного Таська с Колькой, перейдя в другой зал, попали в мир войны… Здесь было жутко и тревожно. Страшные военные фотографии, в витринах — тёмные, испорченные временем, документы, много разных патронов, осколков и даже целых мин, снарядов, гранат… Стояли флаги с расправленными порванными, закопчёнными полотнищами, лежали простреленные каски, помятые, с остатками закоптелости в складочках, солдатские котелки, ложки с выбитыми на ручках именами…
Патроны на ребят впечатления не произвели: только за время посадки картошки весной на своём огороде они насобирали их полно. В том числе и разные осколки. Про документы Таська спросила у брата:
— А почему их такие грязные сюда положили?
— Это кровь, — объяснил Колька. — Видишь, дырочка — туда попала пуля, этого человека убила, вот, на нём эти документы нашли…
От такого откровения Таську накрыла какая-то холодная тоскливая волна. Стало вдруг так стыдно за свой вопрос! И, словно сместился угол зрения, вновь обведя взглядом весь зал, она ощутила то же самое, что и внизу, в зале древностей. Какое-то невнятное чувство сопричастности, смешения миров…
Они не стали переходить в другие залы: слишком много впечатлений! Да и дождь уже закончился, пора идти: ещё ведь до автостанции добираться, такой длинный путь…

Конечно, понять и дать определение всем новым чувствам Таська не могла. Просто это поселилось в ней, где-то в глубине, — чувство единения со своим городом, с его историей во всех прожитых им веках и тысячелетиях. Этот первый звоночек великой сопричастности прозвучал для неё здесь, в залах Музея на «Музее».