Сумеречная поэзия предрасположена к таинству одиночества в душе, в компании. На табуретке, на царском ложе, на смертном одре периоды засыпания чередуются с провалами в бытие. И только сумерек пограничный режим входит, как игольное острие, в жизнь, которую всю жизнь сторожим. И магия закатной определённости ложится по белому покрывалом. И почерк взмахами окрылённости летит апокрифом небывалым, чтобы прибиться к словесной стайке письменности Великого языка. И луна выглядывает, как бармен в стойке, и, стреляя, промахивается наверняка, поскольку меня бережёт Вселенная, ибо рукописи в сердце моём горят, и барабанит горном детство нетленное всех пионерств комсомольский отряд. Павел Апостроф