
Семилетняя Люба не любила праздники. Они не приносили радости худенькой светловолосой девочке. Она жила с мамой в одной комнате коммунальной квартиры. Своего папу не помнила. Мама как-то сказала, что он взял ноги в руки и исчез, когда она родилась. Люба прищурила серые глаза и испуганно спросила мать:
– Как, ноги?
И замерла в ожидании, готовая услышать что-то необычайное.
Но мама хмыкнула и зло ответила:
– Так он и без них убежал бы от нас быстрее гончей собаки, потому что тот ещё был кобель.
Люба не очень поняла, но больше не спрашивала об отце.
Каждый Новый год к маме приходили гости. Молодые мужчины и женщины приносили еду, напитки, дарили девочке конфеты.
Люба сначала думала, что это родственники. Как-то на общей кухне она спросила об этом маму, которая разогревала что-то на плите. Мама ничего не ответила, а крутившаяся неподалёку скандальная соседка тётя Настя негромко фыркнула:
– Собутыльницы и кобели, лучше скажи.
Мама не стала разговаривать с заводной тётей Настей и лишь зло метнула на неё потемневший от ярости взгляд. А Люба так и не поняла, кто они ей, но папы среди них точно не было, хотя они тоже кобели. Иначе он бы купил ей большую куклу, как она мечтала.
Она не хотела такой же, как у задаваки Вики – ей папа подарил на день рождения. Люба хотела совсем-совсем большую. Девочки были соседками, двери их комнат находились рядом. У Вики, как сказал Борис Семёнович, живший в самой дальней комнате, счастливая семья, в полном шоколаде.
Люба хотела спросить этого весёлого молодого человека, что значит «в полном шоколаде», но не решилась, вспомнив, что случайно увидела, как он заламывал маме руки в уголке длинного коридора и что-то искал у неё на груди. Мама не отдала, вырвалась и заехала несильно ему по потному красному лицу, крикнув:
– Денег-то хватит на это, кобель?
– Сама ты… – запальчиво крикнул он в ответ, но заметил затихшую девочку и лишь равнодушно добавил, – три дня не ходила на двор.
– Он ещё не совсем пропил совесть, – мимоходом заметил дядя Гриша про Бориса Семёновича. – Ты одна мыкаешься, он, в разводе, балду гоняет, вот и получится счастливая парочка.
Но мама лишь брезгливо передёрнула плечами и промолчала. Она уважала седого дядю Гришу, который любил её дочь и всегда одаривал чем-нибудь или иногда читал ей на кухне разные книжки.
Все душещипательные разговоры и ссоры в старинной коммуналке из шести комнат проходили в огромной кухне.
Девочка здесь часто проводила длинные вечера, иногда сидела даже до глубокой ночи – это когда мамины гости расходились, а мама оставалась со своим кобелем и переходила, как говорила сама, к логическому завершению вечера. Она выпроваживала девочку на кухню, оставляла покушать и строго-настрого предупреждала, чтобы та не заходила в комнату:
– Я недолго. Накажу, если зайдешь!
Люба не понимала, что означало красивое слово – логическое. Девочка думала, что им там нужно поговорить о чём-то важном, чтобы она не знала. Люба не боялась и маминых угроз, так как чувствовала, что её не накажут. Ведь мама очень добрая, а злость её, как маска, увиденная девочкой на детсадовском утреннике. Снаружи – серый волк, а под ней мягкая и сердечная женщина, которой, с её же слов, нужно же как-то бороться в жизни, вот и приходится корчить из себя монстра, иначе каждый норовит…
Что норовит, Люба не поняла, но и так ясно, что маме одной нелегко с ней в это проклятущее время, как говорила баба Груня.
– Тебе легче, Вера, – говорила маме Валентина, ещё одна одинокая соседка. – Ты еще, как сдобная булочка: беленькая и мягонькая – любой одарит вниманием. А мне что делать, некрасивой, с Ванькой-несмышлёнышем.
Валентина была, как говорила мама, тощая, как смерть, страхолюдина, но какой-то кобель подарил ей счастье в образе Ваньки – нашлась одна добрая душа.
Черноглазый мальчик был одного года с Любой. В большой квартире они иногда играли вместе в прятки. Но Ване больше повезло в жизни, как думала Люба, ведь у него была в городе настоящая бабушка. Это большое счастье иметь не такую, как её бабушка Груня, которая, как сказал студент Антон, доживает свой век в угловой комнатке. Мама же называла бабушку своей кровинушкой.
Вот почему Ваня часто исчезал из квартиры, а уж на праздники обязательно подолгу гостил у бабушки и возвращался всегда с подарком. Люба очень страдала от этого, потому что ей никогда ничего не дарили в жизни. Заколки для волос, трусики и колготки от мамы и конфеты от кобелей не в счёт. Девочка забиралась в отдаленный уголок квартиры и беззвучно плакала. Серые глаза наполнялись влагой. Они осенними каплями стекали часто-часто по бледным щекам. Вокруг крутилось много кобелей, но папы среди них не было.
– Ты не горюй, всё когда-нибудь образуется, – однажды в такой момент к ней подошел, прихрамывая и опираясь на палочку, бравый дядя Витя и ласково погладил по причёсанной на ровный пробор голове.
Дядю Витю в квартире все звали Виктор Иванович. Дядя Гриша говорил про него:
– Недавно на войне потерял ноги до коленей, ходит на протезах. А так, геройский парень, орден Мужества получил и хорошую пенсию.
– Чем не жених твоей мамке и не счастье её доченьке? – едко бросила Любе вечно раздражённая соседка Настя. – Правда, ноги отстегивает на ночь вместе с ботинками, глаз кидает в стакан с водой, а так молодой и справный, поди.
Девочка знала со слов мамы, что тётя Настя змея подколодная и сплетница, каких поискать надо.
– Где? – спросила тогда Люба маму.
– Что, где?
– Поискать.
– А-а-а, – протяжно ответила мама. – Да таких и искать не нужно, сами приползут. Их нынче на свете развелось хоть пруд пруди, дали волю гадам.
Девочка знала уже, что взрослые часто говорят загадками, поэтому промолчала. Она поняла одно, что много таких, как соседка, и подумала: «Лучше бы пап побольше, а не «ядовитых гадюк».
– Бог не фраер, всё видит! – сказал как-то дядя Боря, когда в пух и прах, как выразился дядя Гриша, разругался с ещё одним соседом – пьяницей Михалычем.
И девочку осенило: «Бог поможет мне!»
Она знала, что Боженька живет на самом небе. Правда, мама сказала однажды:
– Ему с ясного неба не всегда видать наш бардак на грешной земле. Вот и пользуются некоторые безнаказанностью.
– Если не видит, то можно позвать, – догадалась девочка и так разволновалась в этот день, что мама подумала, не заболела ли, часом, дочка.
Сегодня к вечеру по случаю Нового года мама празднично приодела Любу, вплела в косички голубенькие бантики – и в голубом платьице с белым воротничком девочка стала похожа на Снегурочку.
Любе надоел шум маминой развесёлой компании по случаю, как сказала одна из собутыльниц, самого счастливого праздника в году.И девочка ушла на кухню. Там, как обычно, села на широкий подоконник. Она тревожно прислушивалась к громкому разговору маминых подруг. В этот раз кобелей в их комнате почему-то не было.
– Были и вдруг – раз и все вышли, – со смехом сказала мама дочери.
Но всё равно Люба боялась за неё, чтобы не обидели. Вон как кричат женщины о бабьем счастье. Но потом там притихли, и девочка, успокоившись, стала смотреть на огромное небо. Оно было в этот раз чистое-чистое и необычайно звёздное. Если прислониться к стеклу и смотреть пристально-пристально на мерцающие в небе огоньки, то они сами придвинутся к твоему лицу. Люба не раз забавлялась так, знала, как нужно поступить.
– Тогда можно обратиться к Богу, – прошептала девочка, – и попросить большую куклу.
Ведь скоро Новый год, и Боженька, если окажется рядом,непременно заметит, какие у неё грустные глаза, и выполнит её единственное пожелание.
Девочка обрадовалась и уставилась, не мигая, в чернильно-звёздное небо. Оно опять так стремительно приблизилось, что закружилась голова. Но Люба в этот раз не закрыла глаза, а продолжала пристально наблюдать. И вдруг заметила, как пролетел мимо огненный шлейф, очень похожий на светящийся конский хвост.
– Он, – вскрикнула девочка, и её маленькое сердечко забилось быстро-быстро. – Боженька, дай мне, пожалуйста, папу. Я так устала без него.
Люба произнесла и испугалась. Она же хотела просить куклу, а получилось как-то, что всё-таки папу.
– Ну и пусть, все равно не услышал. Слишком быстро пролетел мимо.
Как ракета, обычно говорила мама, когда Люба стремительно пробегала рядом.
Вот и Бог так же пронёсся и не заметил маленького человечка на каком-то одном подоконнике огромного дома. И девочка горько заплакала.
– Не плачь, все будет хорошо, – услышала она добрый голос.
Люба повернула голову и увидела дядю Витю. В руках он держал маску тигра. И она подумала, что этот дядя в пятнистой одежде только с виду тигр, а в душе добрый, как её мама. Девочка умела чувствовать людей по голосу.
Он тоже несчастный человек, как однажды сказал дядя Гриша маме:
– От него жена ушла, когда он лежал в госпитале. Она узнала, что муж остался без ног, и левый глаз не спасли доктора. Вот и уехала с другим кобелем куда-то далеко. И дочь с собой увезла. Бывают же такие…
Пожилой мужчина взглянул на девочку и замолчал. Но она догадалась, что та женщина поступила плохо. Люба любила бы своего папу, любого, лишь бы появился.
Виктор Иванович поселился после лечения в одной из комнат этой коммуналки.
– До подхода очереди на отдельную квартиру, – сказал он, знакомясь с соседями.
У него оказалось полно друзей. Они что-то делали в его комнате, завезли мебель. И новый сосед стал жить там.
– Это тебе, – мужчина протянул Любе маску. Девочка сидела на подоконнике перед мужчиной в пятнистой форме, в вырезе у ворота которой виднелась тельняшка. Она долго рассматривала награды на его груди. Потом неуверенно взяла маску и поблагодарила:
– Спасибо. Вы тоже кобель?
Мужчина вздрогнул, усмехнулся, но не ответил, а лишь предложил:
– А давай пойдем ко мне встречать Новый год. Ты любишь этот праздник?
– Нет.
Мужчина удивленно помолчал и сказал:
– Мы родственные души с тобой, оказывается, я тоже не люблю с некоторых пор Новый год. Видно, навоевался. Все эти взрывы, фейерверки, огни не приносят мне больше радости.
Люба молчала, наблюдая за мужчиной, который неуверенно переступал с ноги на ногу. Девочка вспомнила, что ему, наверное, трудно стоять долго и предложила:
– Вы бы присели, если хотите.
– Так идём ко мне, там я и присяду. В комнате телевизор, ёлку мне друзья поставили, еды один человек наготовил, лимонады разные притащил. У меня и диван отдельный найдется для тебя. Ты как?
Люба прислушалась. Мамы не было слышно. Дядя Витя догадался:
– Да я записку пришпилю к двери или зайду сказать, что ты у меня. Мама не будет возражать, я точно знаю. Ну, идём?
Девочка кивнула.
В комнате дяди Вити оказался даже кирпичный камин. В нём потрескивали уютно берёзовые полешки, отбрасывая приятное тепло. Настоящая ёлка пахла смолой и хвоей. Люба зачарованно засмотрелась на разноцветную гирлянду, которая мигала то медленно, то часто, то с перерывами, то постоянно светила, как восковые свечи. От настоящих новогодних игрушек веяло чудесной сказкой. Девочка счастливо улыбнулась. Виктор Иванович заметил и гостеприимно предложил:
– Да ты к столу садись, напротив телевизора, сейчас напишем записки и начнём праздновать во всю вселенную.
– Какие записки?
– Как какие? Деду Морозу с просьбами разными. Ты умеешь писать? А то он придет вот-вот, а мы ничего не сообщили ему.
– Кто придет? – глаза девочки стали, как блюдца, и она кивнула головой, что умеет писать.
– Дед Мороз, конечно. Ты пиши тогда, а я положу под ёлку. Он незаметно заглянет, чтобы спрятать подарки в моем шкафу, – Любе показалось, что дядя Витя знает что-то очень важное для неё, но почему-то не говорит.
Люба подумала немного и вывела на бумаге, что хочет большую-большую куклу. Виктор Иванович тоже написал что-то, положил на ёлочную треногу.
Когда в полночь началась настоящая канонада на сразу посветлевшей улице, Виктор Иванович поставил девочку на подоконник. И она стала с восторгом наблюдать за вспыхивающими разноцветными куполами за окном. Звёзд на небе даже видно не было. Но больше всего девочке нравилась ласковая забота незнакомого человека, который стоял позади и поддерживал её, чтобы не упала.
– Ну, а теперь… – торжественно произнёс дядя Витя, когда фейерверк пошел на убыль. Люба уже стояла возле ёлки и любовалась огоньками.
Мужчина решительно открыл дверку шкафа и произнёс, разводя руки:
– Оп-ля-ля-ля! Вот, что принёс дед Мороз! Кукла, как ты хотела!
Люба с удивлением увидела огромную коробку. Сердце девочки замерло, когда она разорвала красивую новогоднюю упаковку и через прозрачную крышку увидела большую куклу с голубыми глазами в настоящем розовом платьице принцессы, и она подумала:
«Неужели дед Мороз прочитал моё желание. Ведь дядя Витя не знал его, и он не выходил из комнаты».
Глаза Любы излучали столько восторга, что мужчина захлопал в ладоши:
– Ай да дед Мороз, как угодил нашей малышке!
И девочку осенило, она подбежала к Виктору Ивановичу и бросилась на шею:
– Папа! Я узнала тебя. Где ты пропадал?
Мужчина растерянно прижал тельце девочки к себе и невпопад дрожащим голосом спросил:
– Как?
Но Люба не ответила. Во-первых, ведь не скажешь же ему, что он взял ноги в руки, когда уходил, и может сейчас запросто. Во-вторых – она просила Боженьку, чтобы дал папу. В-третьих – только папа мог догадаться, что принесёт ей Дед Мороз. В-четвертых – она почувствовала, что дядя Витя не уйдет больше от неё.
Люба опустилась на пол и достала куклу, стала разглаживать платьице. Потом, что-то вспомнив, спросила:
– А тебе что подарил Дед Мороз?
Виктор Иванович озорно посмотрел на часы, потом прислушался и подошел к двери:
– А мой подарок лучше твоего, мне Дед Мороз подарил счастье.
Мужчина сделал небольшую торжественную паузу, широко распахнул дверь и крикнул:
– В этот волшебный Новый год мне судьба тоже подарила прекрасную «куклу». Она похожа на твой подарок и тебя саму?
Люба остолбенела. На свете, оказываются, бывают и такие чудеса. Перед ними стояла её мама в праздничном платье с искрящейся короной на высокой прическе.
– Закончился девичник? – спросил Виктор. – Заходи, продолжим пир горой.
Люба, увлекшись подарком, уже не слышала, что мама, видя, как рада дочь, тихо спросила Виктора Ивановича:
– Не пожалеешь?
– Нет! А ты?
Женщина прижалась к мужчине:
– Ты угодил ей куклой. Как догадался?
– Я подарок купил еще до армии, но судьба распорядилась придержать подарок и вручить его только сегодня уже другой доченьке.
– Теперь мы полная семья?
– Надеюсь, что будет еще полнее, – улыбнулся Виктор.
– И шоколаднее, – охотно добавила Люба, прислушавшись к родным голосам.
– С Новым годом и новым счастьем, моя полношоколадная семья! – рассмеялась Вера. – Прошу к столу.