Было
это в начале благополучных нулевых. Я, будучи режиссёром-документалистом,
приехал в маленький, но уютный приволжский городок. Мне нужно было снять
небольшую документалку о местных художниках по заданию одного из федеральных
каналов. И я бы и снял, если бы не
произошло то, о чём я и хочу вам поведать. Потому,
что больше - некому. Одни мертвы, другие запуганы, а третьи в том числе и ваш
покорный слуга – просто выключены из жизни.
В
одном из местных прибрежных баров, располагавшемся в дебаркадере на набережной,
ко мне подсел не молодой уже мужчина. Пожаловался на умирающий речной флот,
предложил выпить за это, так сказать, помянуть. Мы выпили, разговорились.
Оказалось, что мой собеседник – аж капитан сухогруза «Волго-Балт». И у него послезавтра
последний рейс. А через месяц – на пенсию.
Слово за слово, бокал за бокалом… Он узнал,
что я режиссёр и вхож, так сказать… Отвёл меня в сторонку и прошептал, что хотел
бы мне передать свои наблюдения, которые он записывал, документировал много лет.
И они могут быть полезны. Столько необъяснимого происходило с ним на речных
просторах, и он боится, что это всё так и останется только в его записях. А как
бы хотелось, чтобы об этом хоть кто-нибудь да узнал.
Капитан поведал, что есть тут на реке одно странное
место. Между мостом через Волгу и насыпью с подъездом к бывшей тут некогда
пристани: что-то с ним не так. Этот участок как-то неестественно себя ведёт. И
когда он проходит между этой насыпью и мостом по фарватеру, его неизбежно
клонит вправо. Что за многолетнюю практику ему, собственно, и сонар-то не
нужен: глубины он и так чувствует задним чувством. Видит уже сам без приборов, куда
можно, а куда не стоит и приближаться.
- А что не так с этим местом?
– поинтересовался я.
- Как вам сказать… Там - нет
дна. Совсем нет. Понимаете? По картам вроде бы всё нормально… Но я-то чувствую,
что дно – гуляет. Сегодня есть, как положено, а завтра его нет совсем. Совсем
нет дна. Это чудовищно! И страшно. Как-то не по себе становится. И главное,
никто мне не верит – пальцем у виска крутят. Пора, мол, на пенсию. Я хочу
доказать. Мне выходить послезавтра в рейс, в свой последний рейс… Ухожу с
грузом фосфорной муки в полчетвёртого утра…
- Вы извините, но мне как
дилетанту не очень-то понятно. Что значит «нет дна»? Совсем? Или это метафора
какая-то?
- Молодой человек! Я далёк от
этих… Как вы сказали? Метафор. Мне не до них. Я вижу то, что вижу. В отличие от
вас. И я намерен это доказать, чёрт возьми! Вы давно в нашем городе? Тогда вы
должны знать нашего известного краеведа Антона Дынина. Он журналист краевой
газеты. Так вот, я передал ему все свои записи. Вы режиссёр? Значит у вас есть
камера? Очень хорошо! Снимите просто фантастические кадры. Прошу вас, уже как
душеприказчика, будьте на мосту в половине пятого утра с видеокамерой. Увидите
нечто. И снимите такое! Уверяю - до вас никто ни чего подобного не снимал.
Спилберг – отдыхает! Может, прославитесь… посмертно… Хи-хи-хи-хи! – весело
засмеялся капитан, - не обращайте внимания – шучу я. Только камеру не забудьте!
Дынин тоже там будет. На лодке с фотоаппаратом. Договорились? Вот и отлично! Я
на вас рассчитываю.
Капитан попрощался и ушёл. Я отправился к
себе в гостиницу поразмыслить над услышанным.
Потом зашёл в редакцию местной
газеты и справился о журналисте Дынине. Я нашёл его в местной пивнушке. Ничего
примечательного – худощавый долговязый тип в очках со старомодным портфелем. С
первого взгляда он показался мне каким-то напуганным что ли. Я представился,
рассказал о разговоре с капитаном.
- Тише, говорите тише! –
шикнул он на меня, испуганно озираясь по сторонам, - за нами могут следить… И у
стен есть уши! Пойдёмте лучше на воздух от лишних глаз.
Мы вышли на улицу. Я, понятное дело, был
удивлён этой игре в секретность:
- Слушайте, Антон, чего вы
боитесь? Кому мы с вами нужны? Или я чего-то не понимаю? – улыбнулся я.
- Вы приезжий, вы уедете, а
мне здесь жить. У нас тут свои порядки, понимаете? Да, капитан передал мне свой
архив. Я даже пытался почитать… Но там всё так таинственно и странно. Мне право
даже становится страшно. Зашифровано, замаскировано под всякие якобы
повседневные документы, бумажки там разные. Это специально он так сделал.
Наверное, чтобы обезопасить себя. Предстоит долгая и скрупулёзная работа по
расшифровке архива. Я уже голову сломал. Чую – не к добру это. Ох, на-беду я за
всё это взялся… - грустно выдохнул Дынин и махнул рукой.
Мы
договорились встретится в положенное время. Он обещал добыть лодку, сказал, что
возьмёт с собой фотоаппарат. Гордился своим раритетным «ФЭД». Мы уже по-дружески распрощались и разошлись.
Через день около четырёх утра мы встретились
возле насыпи. Дынин сидел в деревянной лодке и курил. Поздоровались. Он достал
из-за пазухи бутылку водки и предложил мне. Я сделал внушительный глоток,
крякнул и закурил. Дынин последовал моему примеру.
- Ну, как вы думаете, что мы с
вами увидим сегодня? – поинтересовался я.
- Даже и не знаю… Я подплыву
ближе к фарватеру, а вы ступайте на мост и приготовьте камеру. Посмотрим, во что
это всё выльется, - сказал Дынин и взялся за вёсла.
Я поспешил к мосту. С него открывался
потрясающий вид на Волгу и окрестности. Пирс был метрах в трёхстах от моста. Я
остановился напротив и приготовил камеру. В столь ранний час, понятное дело, на
мосту никого не было. Машин – тоже. Предутренняя тишина, за исключением пения птиц,
которые только начали просыпаться.
Ровно
в половину пятого раздался гудок. Из-за мыса показался нос сухогруза. Надо
сказать это было внушительное судно, длиной более ста метров и шириной метров
пятнадцать. Сухогруз медленно приближался. Где-то в километре от моста он стал
менять курс. Стал сворачивать с фарватера. Я понял, что капитан собирается
направить судно прямиком в насыпь. Чёрт возьми, он идёт на таран! Что это? –
пронеслось у меня в мозгу, - он что – спятил? Или это изощрённый способ
самоубийства? Показательное самоубийство на камеру? А как же команда? –
пронеслось у меня в мозгу.
Насыпь представляла собой подъездную дорогу
к пристани. Около пятидесяти метров длиной и в ширину метров десять. Кое-где
ещё угадывались бетонные плиты, давно проросшие травой и кустарником. Над водой
пирс возвышался метра на полтора. Местами ещё сохранились ржавые ограждения.
Сухогруз уверенно шёл на таран. До удара
оставалось каких-то пара сотен метров… Дынин по другую сторону насыпи, метрах в
двадцати от неё, всё время фотографировал на свой «ФЭД», стоя в лодке. Когда до
столкновения оставалось каких-то двадцать метров, он вдруг прекратил снимать и
обернулся ко мне. Он смотрел на меня молча и всё время показывал мне пальцем на
неминуемую катастрофу. Он был в совершеннейшем ступоре. Я со всей дури заорал
ему с моста и замахал руками, чтобы он немедленно убирался оттуда. Тот пришёл в
себя и с остервенением погрёб к мосту неотрывно смотря на приближающийся
сухогруз.
Я ожидал мощного удара, сопровождаемого
громким скрежетом металла… Но вышло всё иначе. Такого я и предположить не мог.
Сухогруз тихо без каких-либо усилий плавно въехал в насыпь и стал врезаться в
грунт подобно ножу, которым режут торт! Абсолютно бесшумно! Был только звук
раздвигаемых плит, будто он продолжал плыть в грунте, как ранее плыл по воде.
Нос корабля стал задираться к верху, и вся эта махина на брюхе вползла на
насыпь. Сухогруз остановился на днище ближе к надстройке, балансируя навесу. На
какое-то мгновение замер и стал крениться носом к воде. Тут раздался мерзкий и
зловещий скрежет металла по бетону. Корабль зачерпнул носом воду и стал
сползать в пучину. Он погружался до тех пор, пока не встал вертикально над
водой как поплавок. Он погрузился в воду процентов на семьдесят так, что над
водой оставалась только задняя часть корабля с надстройкой. Я видел вращающиеся
винты. Дынин стоял в своей лодке покачиваясь на волнах и молча взирал на это
завораживающее зрелище.
Так продолжалось минут пять, как мне
показалось. Потом раздался душераздирающий прощальный гудок, и сухогруз плавно
стал погружаться в бездну. Тихо и печально махина скрылась под водой. Мне
почему-то вспомнился фильм «Титаник». Уже потом, по прошествии некоторого
времени я искренне недоумевал, почему это тогда, когда сухогруз уходил под
воду, Дынина не затянуло в след за ним. А должно же было…
Мы встретились на берегу. Молча стояли и
смотрели на то место, где ещё совсем недавно торчала над водой рубка сухогруза.
Оба не понимали, как эта огромная стометровая махина всего в пятидесяти метрах
от берега… О трагедии напоминал лишь развороченный пирс и плавающий на месте
катастрофы скарб.
Оказывается, мы были не единственными
свидетелями происшествия. На мосту несколько десятков машин резко тронулись с
места, послышались звуки захлопывающих дверей. Люди явно спешили скрыться,
будто боясь, как бы их не записали в свидетели.
Мы договорились так: Дынин пойдёт к себе
проявлять и печатать фотографии, а вечером я зайду к нему, и мы обсудим план
дальнейших действий. На том и порешили. Я
же отправился к себе в гостиницу смотреть отснятый материал.
Далее события развивались стремительно. В
гостинице я первым делом включил телевизор и радио, стал слушать местные новости.
Но не через час, ни через два – никаких сообщений о кораблекрушениях не
последовало. Странно, всё это, - думал я, - будто ничего и не было. А ведь там
были свидетели. К чему бы всё это? Видео получилось вполне пригодного качества,
даже Дынин на своей лодке на нём зазвездился. А как эффектно сухогруз вошёл в
воду! Не соврал капитан – действительно круто получилось.
Я плотно позавтракал и отправился к реке. А
там – ничего. Ни спасателей, не оцепления. Пусто! Далее дошёл до речного порта
и попытался разговорить местных работяг.
- Да, утром сухогруз ушёл с
грузом удобрений. Какая авария? Да вы что! Тут бы давно уже кипеш был! Всё
тихо, - отвечали они на мои вопросы.
Я ещё больше насторожился.
Пошёл в редакцию, к которой был прикомандирован. Рассказал об утреннем
происшествии, свидетелем которого мне пришлось стать. Меня внимательно
выслушали. Главный куда-то стал названивать. Вскоре появился наряд милиции.
Меня подробно обо всём расспросили, записали показания. Все забегали,
засобирались куда-то. Про то, что я всё это заснял, рассказывать не стал. Но,
как выяснилось потом, они и так уже всё знали из других источников: капитан не
только нам с Дыниным об этом рассказывал. Он, зараза, умышленно слух распустил,
но тогда видимо никто не придал этому значения. А мне настоятельно
рекомендовали отправляться в гостиницу и ни с кем об утреннем инциденте не
заговаривать.
Я пообедал в кафе и пошёл в редакцию местной
газеты справиться о Дынине. А там – ещё один сюрприз. Мне заявили, что
журналист Антон Дынин с сегодняшнего дня у них не работает! Вот ещё новости!
Интересно, а он-то сам знает об этом?
Между тем приближался вечер. Я пошёл
навестить Дынина. Он жил на окраине городка в деревянном доме. Калитка
оказалась открытой, дверь – тоже. И я вошёл.
Дынин сидел в трусах на полу, на нём была
тельняшка. Рядом стояла початая бутылка водки. Он мотал головой и орал дурным
голосом:
- … На палубу вышел… сознанья
уж нет. В глазах его всё помутилось!..
Увидев меня, он замолк. Я
помог ему подняться и усадил на диван.
- Можешь не рассказывать. Уже
всё знаю. Я теперь для них нерукопожатный. Ото всюду уволили, гады, даже из
музея! Стоило заикнуться о сухогрузе! Слушай, вот фотографии – забери их от
меня, будь другом! Они придут за ними! И архив забери от греха подальше, увези
с собой, тебя они трогать побоятся. Только скорее, слышишь, у тебя мало
времени! - он достал из-под дивана несколько здоровенных подшитых бумажных
папок, перевязанных бечёвкой, - на вот, держи и беги отсюда со всех ног! –
проговорил он заговорщическим тоном.
Я принял папки и фотографии. Дынин дал мне
рюкзак и помог засунуть ценные артефакты. Постучал меня по плечу на прощанье. Я
вышел на крыльцо.
- … Увидел на миг ослепительный
свет… Упал… Сердце больше не билось… - орал Дынин истошно.
Я быстро дошёл до гостиницы. Достал кассету
с отснятым материалом, сунул в рюкзак и отправился на почту. Отснятый материал
и архив капитана ценной бандеролью я отправил на адрес матери. И как оказалось
– не зря! Придя в гостиницу, я обнаружил полнейший разгром в своём номере. Тут
явно что-то искали. Всё было вверх дном, сумки выпотрошены, все кассеты пропали.
Ладно хоть аппаратуру и камеру не забрали.
На следующий день я отправился в редакцию. В
кабинете у главреда сидел крупный милицейский чин.
- А-а, проходите, вас-то мы и
поджидали… - заискивающе заулыбался главред, - Как спали? Вы весь город на уши
подняли!
- Но ведь я сам всё видел. И
не один я…
- Да знаем, знаем. Три раза
водолазы спускались! Там ничего нет! Там глубина – четыре с половиной метра,
чёрт побери! Ни следов, ни разводов от горючего. А ведь у него должно быть тонн
сто дизеля. Да и мне очень жаль, что так получилось, мы с товарищем полковником
сожалеем и сочувствуем вам…
- По поводу чего? –
поинтересовался я.
- Ну, что вас уволили с
телевидения. Как вы ещё не в курсе? Ну вам позвонят. Так что ваша работа в
нашем городе окончена, билет вместе с деньгами заберёте в бухгалтерии. До
свидания. Да, а что там говорят про какой-то таинственный архив? Прям с ума все
по сходили – все за ним гоняются. Вы что-нибудь об этом знаете?
- Какой ещё архив? Мне теперь
не до архивов, до дома бы добраться без приключений.
Я получил всё мне причитающееся в
бухгалтерии и отправился к Дынину. По дороге взял коньяку и закуски благо до
поезда оставалось часов двенадцать. Самого его я не застал, но у него
наблюдалась та же картина, что и вчера в моём номере: всё перерыто-перевёрнуто.
Видимо тоже что-то искали. Я покричал-покричал его. Он не откликнулся. Нет
дома, – решил я и отправился на реку пить коньяк.
Это я потом уже узнал, что Дынин и не мог
никак откликнуться – он уже часов десять как висел в сарае. А сам он это сделал
или ему помогли, мы никогда уже не узнаем.
Перед отъездом я зашёл на телеграф и
позвонил по межгороду своему сослуживцу. Начальству звонить было как-то
неудобно. Тот поведал, что готовят приказ о моём увольнении, мол – директива
свыше. Начальство само в шоке, но ничего сделать не могут – у них руки связаны.
Уже дома я распаковал папки с так называемым
архивом капитана и всё понял. Ну капитан! Ну сукин сын! Шутник хренов! Там
действительно была всякая чепуха: счета за коммунальные услуги, инструкции по
пожарной безопасности, какие-то старые письма, правила пользования
микроволновкой, сборники разгаданных сканвордов, чеки и прочая ничего не
значащая муть. Ну надо же – всех надул, скотина! Надо отдать ему должное - за
чувство юмора. Уважаю. Вот только людей жалко. Что ж! Они жаждут заполучить
архив? Нет проблем! Отправлю им в завтра-же по почте – пусть порадуются!
24 января 2021 г.