Сильней меня тоскует саксофон, труба зовёт, ударник цедит ритм. Пророс в траву поживший в стельку фан, блестит мечтой тугой гитарный гриф. Я на холме, как город Римских пап, и зависаю переливом нот. А публика покрыла летний парк, и точно, что в кустах нашлось фано. Его терзает некто без волос с закрытыми глазами, как Сезам. Мне это по случайности далось, а джаз душа приемлет, как бальзам, по сорок капель, точно, перед сном. А город прожил полтораста лет. Он здесь в тысячелетии ином открылся миру. Словно сомелье, пил дозами горячее весьма. А строчки нот сияют, как колье. И вот уж света хочется впотьмах. Софиты вспыхнули, пронзая синеву, и джаз бодрил сознания сову. И сердце под покровами из льна ударилось, ударившись в бега. И это праздник города в угле. И, если бы со мной сидел Дега, он описал бы праздник на селе.