С работы мы вышли с Костей
прилично поддатые и в прекрасном расположении духа. Закончился последний перед
Новым Годом рабочий день с обязательным тогда праздничным застольем, и нам было
хорошо. На углу Кировского и Братьев Васильевых решили зайти в гастроном, вдруг
перед праздником выкинут что-нибудь вкусное и дефицитное. В мясном отделе
увидели огромных и очень жирных китайских
гусей и, после недолгого раздумья, решили взять. Взяли. Проводил Костю
на его любимый трамвай и именно в этот момент с ужасом вспомнил, что мне надо
сегодня идти в Славкину школу на родительское собрание. Идти хотелось, как на
виселицу, а еще этот чертов гусь. Как я забыл о собрании, вот болван. Но делать
нечего, надо идти. Ирина категорически отказалась ходить к Славке на собрания,
сославшись на то, что ее нервы не выдерживают. Действительно, чтобы ходить на
собрания к нашему «отличнику», надо было иметь нервы космонавта. Ничего не поделаешь, надо идти.
В классе было жарко. Я
привычно занял свое место за партой на галерке рядом с Наташей Горшковой - мамой
Славкиного закадычного друга Кольки, который учился может немножко лучше, чем
мой выдвиженец, но по части всяческой шкоды они были просто близнецы. Очень люблю сохранившуюся с тех пор
фотографию, им там лет 9-10. Сидят щекой к щеке два ангела, только крыльев не
хватает. Но выдают этих ангелов огромные фингалы под глазами, причем фингалы
расположены симметрично, ближе к слиянию щек. Значит драка или падение
откуда-нибудь были непосредственно перед съемкой.
Собрание началось. Эти
собрания, чтоб они сгорели, были, очевидно, самыми волнующими часами в жизни
нашей классной руководительницы, заслуженной учительницы и редкой дряни Веры Ивановны. Это была дама
уже далеко не первой свежести с круглым лицом и выщипанными бровями. Не знаю,
как она преподавала свою математику, которую мой сын возненавидел с тех пор на
всю жизнь, но во время родительских собраний Вера Ивановна наслаждалась. Это
был ее звездный час. О какой-нибудь деликатности или уважении к взрослым людям,
сидящим перед ней, она, вероятно, даже не догадывалась. Она являлась, чтобы
показать с какими ужасными детьми ей, несчастной, приходится работать. Какие
они тупые, невоспитанные и бездарные. Она шла не торопясь, по алфавиту, и
каждому родителю излагала свою «правду» про их детей. Причем отвратительно
гнусно звучала как ругань в адрес учеников, которых она не любила, так и
похвала любимчикам. И все это прилюдно, с напором. Мне, как всегда, немного
везло. У меня хоть было время собраться морально, чтобы не ответить ей так, как
хотелось. Это потому, что моя фамилия начинается на букву Х, а до нее, как до
Китая. Сижу, трезвею, потею. Одет я был для собрания классно. На мне было
зимнее пальто, доставшееся по наследству от тестя. Двубортное, бежевое, с
меховой подстежкой из кролика, раскрашенного под леопарда. На шее у меня был
мохеровый шарф, а на голове, потом снял, конечно, огромная оленья ушанка.
Короче, в Заполярье мне было бы комфортно.
Ну вот. За Вами пришли.
Мерзкие глазки Вера Ивановны остановились на мне. Ее рожу украсила
сладострастная улыбка и она начала: «Слава Ходорковский. Более неаккуратного,
всегда грязного и несобранного ученика я за свою долгую преподавательскую жизнь
не встречала ...» В этот момент что-то
на полу меня отвлекло от наслаждения услышанным. Я пригляделся и похолодел. Из
под меня по полу в сторону этой гадины по полу полз ручеек крови!!! Гусь,
скотина, растаял. Мне конец. Выхода не было никакого. Я снял мохеровый шарф и,
лучезарно улыбаясь продолжающей излагать хулу в адрес моего сына училке, начал
шарфом вытирать пол, ловя на себе изумленные взгляды родителей.
Наконец Вера Ивановна
замолчала, ожидая моей реакции, но ее не последовало. Пол к этому времени я уже
вытер. Все, что я мог сказать в адрес гуся и Веры Ивановны, я уже сказал про
себя, поэтому я еще раз улыбнулся ей. Хорошая, вероятно, была улыбка, потому
что Вера Ивановна быстро от меня отвернулась и перешла к отличнице Хрумало. Я
вытер пот со лба и затих в изнеможении.
Когда я пришел домой, Слава
уже спал. Он всегда в дни родительских собраний почему-то ложился спать
пораньше. Умный мальчик. Я разделся. Молча вручил пораженной моей
хозяйственностью жене гуся и окровавленный мохеровый шарф и попросил меня ни о
чем не спрашивать. Тихо умылся и поплелся спать. Норд, наш любимый кобель,
посмотрел на меня внимательно и пошел со мной. Он понял, что мне нужна душевная
поддержка.
В комнате пахло елкой, которую Славка с Ирой уже
нарядили. Завтра Новый Год