«Я потомок Чингисхана»

­­Я потомок Чингисхана – мать дала мне эту кровь,
По отцу я – князь Рязанский, прославляющий любовь.
Не страшны мне расстоянья, потому как с детских лет
Изучаю я преданья, обошел весь белый свет.

Нет сейчас на свете правды – Сатана здесь правит бал…
Русь Святую, как и Гоби, падшим ангелам раздал.
И восстала эта нечисть на священный род людской,
Истребляет самых лучших, самых чистых…
Нет, постой!!!

Не спеши, еще не вечер! Все пройдет, как страшный сон.
Оживит пустыню Гоби из дацанов перезвон.
Православный крест поднимет Русь Святая из руин,
И опомнятся народы, встанут вместе, как один.

Вновь в почете будет старец, тот, что прожил без греха,
Сор людской запашут в землю золотые лемеха.
Матерь Божия поднимет Свой Священный омофор
И направит самых лучших, самых преданных в дозор.

© Copyright: Сергей Александрович Бабичев, 
Свидетельство о публикации №113032302132

...Первое взыскание за своё стихотворение получил в 17 лет, будучи курсантом речного-арктического училища. Я прочитал его на Новогоднем вечере, под восторженные крики будущих капитанов и их подруг. Меня вызвал к себе в кабинет пьяный замполит (заместитель директора по политической части) и заявил:
«Советский человек не может быть потомком Чингисхана, а тем более каким-то там князем Рязанским. Я запрещаю тебе писать стихи", - кричал замполит и топал ногами.
При этом, он каждые десять минут нырял за шкаф, откуда доносилось характерное бульканье и запах водки вперемежку с солёным огурцом. В конце концов замполит уснул, через час, развалившись в своём кресле. Я отправился на Новогодний бал, а курсанты нарисовали замполиту усы химическим карандашом и по очереди фотографировались с пьяно спящим "командиром"...
Через год, замполит окончательно спился и его выгнали со службы.

...И лишь четверть века спустя слова подростка оказались пророческими.

Фото автора:

***
ГИМН ПО ЗАКАЗУ!

Сергей Александрович Бабичев
Однажды, в конце семидесятых годов прошлого века, накануне празднования «Дня Советской армии и ВМФ» меня вызвали в политотдел и капитан Вакульчик, известный в дивизии, как любитель лирики, в “дружеском тоне “ потребовал написать стихотворение о жизни простого советского человека.
– Стих должен быть мощным, хлёстким и правдивым, исходящим из глубин сознания простого советского гражданина – винтика огромного механизма, нашей необъятной Родины. Не надо лирики, только правду – матку, с экскурсом по истории СССР, с нашими Генеральными секретарями коммунистической партии, чтоб за сердце брало и до печёнки доставало, – отчеканил он своим писклявым голосом.
– Но я не пишу стихи по заказу, я этого просто не умею делать, – пожав плечами, ответил я.
– Молчать! Смирно! Что значит, не пишу? Ты случайно не забыл, что находишься в политотделе? Если партия приказывает, ты обязан писать, как Александр Матросов, ты должен броситься на амбразуру и выполнить, приказ партии…
Полит беседа продолжалась около часа, в завершение замполит достал носовой платок, вытер пот со лба и, прищурив ехидно глазки, добавил:
– Значит так, хочешь провести праздничные дни на гауптвахте? Я это устрою! Не хочешь – напишешь!
– Сразу бы так и сказали. За вольную жизнь, я Вам даже пес-ню напишу. Но только потом не обижайтесь, если что получится не так как надо… А лучше вы мне на бумажке напишите, что я должен отобразить в стихотворении…
На утро песня была готова:

Родился в Советском Союзе,
живу, как сорняк на лугу.
Я семечко в зрелом арбузе,
А корни пустить не могу.

Как винтик в большом механизме,
Держусь, что б резьбу не сорвать,
Ведь нашей любимой Отчизне,
На всех тунеядцев нас - Рать!

Сменил кукурузник грузина,
И “Кузькину мать” показал.
Он земли Российского Крыма,
В подарок хохлам передал.

А винтик ни ухом, ни рылом,
С толпою кричит – одобря-ям!
Забыв поклониться могилам,
Погибшим в войне кораблям.

Страна развивалась и крепла,
Транссиб, Днепрогэс, целина.
Мы вырвались в космос из пепла.
Генсек закусил удила.

На смену ему чернобровый,
Пришёл дорогой наш Ильич.
Построил порядок он новый,
В застойную жизнь бросил клич.

Начальство жирует, а винтик,
по-прежнему держит резьбу.
Чужой психологии критик,
как сталь – закаляет судьбу.

И нет в моей жизни просвета,
Генсекам кричу – одобря-ям!
Зачахла душа у поэта,
жрёт плесень её по ночам.

Ну и где вы думаете, я провёл праздничные дни?!
Вакульчик, обвинил меня в вольнодумстве и, отобрав ручку, запретил писать даже письма. Это был уже второй запрет со стороны замполитов, первый случился в речном училище после стихотворения «Я потомок Чингисхана». Капитан провёл у меня досмотр личного имущества. Из блокнотов аккуратно, под расчёску были вырваны все не благонадёжные стихи и рассказы. Он понимал, что если вдруг руководство политотдела узнает, чей заказ я выполнял, то его по головке не погладят. По его ходатайству, мне был предоставлен краткосрочный отпуск на Родину! После отпуска капитан обещал устроить мне весёлую жизнь….
К моему счастью, вернувшись из отпуска я узнал, что капитан Вакульчик был переведён в другую воинскую часть.