Проза «ПРОЗА, ПОЭЗИЯ. Александр Бойченко-Керченский»
Бойченко Александр Иванович, родился в г. Керчи. Участник Великой Отечественной войны. Автор книг: «Фронт во дворе», «Жив буду — вернусь», «Трудная дорога домой» (трилогия «Непокорённые невольники»), сборника рассказов и очерков «Сердце не камень», исторического романа «Погоня за призраком», сборника детских рассказов «Пасхальное яйцо»; «Изгои» о малолетних узниках, «Спираль» и дилогия «Рождённый в гимнастёрке». Член Межнационального Союза писателей Крыма, член «Керченского городского литературного объединения «Лира Боспора», публикуется в альманахе «Лира Боспора», в керченской, крымской периодике.
КОЛБАСА
рассказ
Случилось это в тридцать девятом году. Мне тогда было одиннадцать лет. Отец мой затеял строить новый дом. Как известно, денег не хватает в таких случаях. И, чтоб он мог заработать, родственники научили его выжигать известь, спрос на которую был большой круглый год.
Довоенная Керчь сияла голубизной. Хозяйки белили дома на Пасху и Октябрьские праздники, да ещё в течение лета подбеливали после дождей и пыльных бурь.
Не дай Бог, какой покажется, что фасад дома её выглядит хуже, чем у соседки! — Сразу схватится за щётку. А соседка, глядя на неё, — тоже за работу. И пошли наводить, как говорил отец, «марафет».
Родитель мой был широкоплеч и невысок. Для солидности, носил усы «бабочкой». Новое трудоёмкое ремесло он, благодаря своей силе, освоил довольно быстро. Освоить-то освоил, а вот торговать на базаре не мог. Не было у него на то разрешения. Выход нашёлся. Отец стал возить на подводе известь по деревням.
В то время такие деревни, как Опасное, Капканы, Еникале в состав Керчи не входили. Об автобусах понятия не имели. Желающие попасть в город на базар пешком добирались до Колонки (так назывался посёлок при заводе Войкова) и там садились на трамвай. А у кого была лошадь, тому проще.
Имелась лошадь и у нас. Подвода загружалась с вечера. Во время летних каникул отец поднимал меня в четыре утра. Я перекидывал через плечо уздечку и шёл за Симкой, так звали кобылу. Брёл сонный. Однажды даже налетел на столб и набил шишку на лбу.
Симка паслась на Старом кладбище. Идти туда я не боялся. В это время уже рассветало. Церковь неподалёку, дома рядом: нет-нет, да кто-нибудь и выглянет из ворот. Кобылу находил по бряцанию железных пут, похожих на кандалы. Она щипала травку среди памятников и крестов. С них я на неё и садился.
Выезжали мы часов в пять — летом отец брал и меня.
Любил я наши поездки. Казалось, другая, неведомая страна открывается передо мной.
Помню, как зачарованно наблюдал я за рыбаками, которые вытаскивали волокушу — это такой невод — и вываливали на жёлто-красный песок улов, живым серебром трепыхавшийся на солнце. Чего там только не было: ставридка, скумбрия, барабулька, селёдка, кефаль и, конечно, бычки.
А однажды посчастливилось мне увидеть чудо тогдашней техники — локомобиль. Это такой передвижной паровой двигатель. В топке у него жарко горел огонь. Он пожирал солому и крутил молотилку.
Однако брал меня отец прежде всего в качестве помощника. Главной моей обязанностью было кричать:
— Бабы, звёстка!
отец поправлял:
— Не звёстка, а извёстка.
Но я гнул своё. Мне без «и» было проще.
В конце концов, родитель махнул на меня рукой и сказал:
— Потому у тебя по русскому письменному выше «посредственно» оценки не бывает...
Как-то раз накануне поездки я охрип.
Отец озабоченно спросил:
— Где это ты голос потерял?
— Бузу * холодную выпил, — просипел я.
Отец вздохнул и сказал:
— Разве можно по такому пеклу холодное пить?
В те дни солнце палило землю нещадно. На небе не было ни облачка. Серая пыль висела в воздухе, трещала на зубах, толстым слоем лежала на дороге. Лишь иногда налетал невесть откуда ветер, взвихритвал её и уносил вдаль.
В жару известь долго лежать не может. Она превращается в пушёнку и привередливые хозяйки покупать её не будут.
Отец задумался. Кричать мужчине как-то не с руки.
— Найди Рыжего и скажи, чтобы утром был.
Лёнька, по прозвищу «Рыжий», был рыжим на самом деле, года на два постарше меня. Семья их жила бедно — заработок не помешает.
Я нашёл его и говорю:
— Поедешь утром с нами!
— Чего делать?
— А то ты не знаешь! Будешь кричать «Бабы, звёстка!» Видишь, я охрип.
— Платить что будете?
— Это ты с батей. Знаю — харчи наши...
Утром Рыжий явился, как штык. В дорогу отправились, не позавтракав.
— Ничего, — успокоил отец, — в Капканах чего-нибудь купим.
Когда мы проезжали мимо Лёнькиных ворот, вышла его мать, высокая худая женщина со спутанными волосами. Чёрное без рукавов платье висело на ней, как на палке. Она глянула на нас и, увидев сына, спросила:
— Чего это ты уселся на мешки?
— Буду кричать: «Бабы, звёстка!
она молча стукнула калиткой, уходя во двор.
Отец удивлённо посмотрел ей вслед.
— Что она спросила?
— Куда я еду.
— Понятно! —он хлопнул вожжами по лошадиным бокам.
Симка недовольно оглянулась и засеменила дальше.
По дороге мы дремали, а, когда въехали в посёлок, Рыжий начал работу:
— Бабы, звёстка! Навались, у кого гроши завелись!
Торговля пошла бойко. Отец был доволен и подбадривал Лёньку:
— Молодец! Громче кричи!
Я развалился на мешках с известью и наслаждался утренней прохладой. Невдалеке синело море. От него веял приятный ветерок. Светило меж тем поднималось всё выше.
— Дядько Иван! Кишки марш играют! Пора червячка заморить, — не выдержал Рыжий.
— Уже скоро подъедем, ‑ успокоил его отец.
В то время в Капканах в работали пекарня и колбасный цех. У рыбкооповского магазина отец привязал лошадь к дереву и направился к дверям. Мы увязались за ним. Войдя внутрь, осмотрелись. На полках, кроме хлеба, ничего. Но вот две женщины внесли в большой корзине ещё пышущие духом коптильни колбасные кольца. Лёнька повёл носом, сглотнул голодную слюну и мечтательно вздохнул.
— Были бы деньги — целое кило съел бы.
— Да ну?! — удивился родитель.
— Съем! Ещё и мало будет, спорим? — горячился Лёнька. Он почувствовал, что выпал момент нашармака * наесться пахучей колбасы.
Поспорили. Условия были такими: если Рыжий съедает килограмм, — то за время моей болезни отец платит ему за работу вдвойне, если не осилит, — кричит бесплатно.
Расплатившись, мы отъехали в тень раскидистой акации. Отец подставил лицо освежающему морскому ветерку и решил:
— Здесь будет хорошо!
Пока он привязывал к дереву лошадь, вешал ей торбу с овсом, Лёнька одно кольцо. Я наблюдал за ним и удивлялся, с какой жадностью он ел.
Отец управился с лошадью, глянул на Рыжего и забеспокоился:
— Ты повременил бы. От горячей плохо будет.
— От такой колбасы плохо не бывает, — промямлил тот с набитым ртом.
Мы с отцом тоже присели, отрезали себе куску. Когда запивали завтрак молоком, Лёнька уже приканчивал свой килограмм.
Отец покачал головой:
— Ещё окочурится! Отвечай тогда!
— Ничего не будет, — заверил Лёнька и погладил набитый живот. — Красота! Пузо, как барабан! Всё! Съел, дядько Иван.
— Вижу, — буркнул родитель. — Чёрт меня дёрнул на этот спор!
Вообще-то батька был весёлый и с юмором, при случае мог кого-нибудь разыграть. Но на этот раз он встревожился, и не напрасно.
Когда мы подъезжали к следующей деревне, Рыжий схватился за живот, на ходу соскочил с подводы и помчался к кустам.
Мы остановились. Ждали Лёньку долго. Наконец родитель не выдержал и крикнул:
— Ты скоро?
В ответ послышалось, что его рвёт.
Отец облегчённо вздохнул и усмехнулся:
— Обожрался. Раз блюёт, жить будет.
Лёнька вышел из кустов белей извести, он дрожал, как в лихорадке, и держался за живот.
‑ Ты, дядько Иван, колбасы пожалел, ‑ обвинил он родителя.
‑ Дурак! Я говорил ‑ не спеши.
Отец ударил кнутом ни в чём не повинную Симку, и подвода покатила дальше.
Созывать женщин пришлось ему самому: я едва хрипел, Рыжий корчился на мешках и стонал. Отец ворчал:
‑ Тоже мне, помощнички...
На следующий день он сказал Лёньке:
‑ С колбасой получилась ничья. Ты вроде бы съел, а фактически нет.
Рыжий вылупил глаза и, не сказав ни слова, ушёл.
Отец пожал плечами:
‑ Обиделся!
После этой истории Лёньку воротило от одного колбасного запаха до конца его дней. А судьба отмерила их ему не слишком много. Впрочем, как и моему отцу.
Вскоре началась война, и погибли они оба. Отец ‑ при обороне Перекопа, в октябре сорок первого. Лёнька — в Керчи, месяцем позже.
Первое, что сделали гитлеровцы, войдя в город, ‑ издали приказ о явке всех евреев на Сенную площадь с харчами и вещами.
Когда я увидел Рыжего с большим баулом на плече, то спросил:
‑ Ты куда?
‑ Так приказ.
‑ А ты не ходи.
‑ Не могу. Ты видишь, сколько сеструх, и мать больная.
Я окинул взглядом их семейство. Девчонок пятеро: старшей пятнадцать, младшей — восемь. Каждая несёт небольшой узелок. У матери тоже что-то в руках.
‑ Да! ‑ почесал я голову.
‑ Ещё говорят, ‑ продолжал Лёнька, ‑ будто нас отправят в Палестину.
‑ Ну, что ж, поезжай. Пиши!
Мы тогда не знали, что 29 ноября 1941 года всех евреев расстреляют в Багеровском рву под Керчью.
Прошли года. Нет-нет, да вспомню отца, Лёньку, историю с колбасой, грустно усмехнусь и вздохну:
‑ Земля вам всем пухом, солдаты и мирные жители, сложившие головы на той войне.
* Буза — лёгкий хмельной напиток из пшена. * Нашармака — бесплатно, на дармовщину.
Мне нравится: 0 |
Рубрика произведения: Проза ~ Рассказ
Количество отзывов: 0
Количество сообщений: 0
Количество просмотров: 137
Свидетельство о публикации: №1190803345614
Автор прозы: Лира Боспора Керчь, 03.08.2019г.
Количество отзывов: 0
Количество сообщений: 0
Количество просмотров: 137
Свидетельство о публикации: №1190803345614
Автор прозы: Лира Боспора Керчь, 03.08.2019г.
Отзывы
Добавить сообщение можно после авторизации или регистрации
