
Несколько лет прошли как тяжелый сон.
Творец был милостив к нам, Он объяснял, как построить убежище, как, расплавив
руду, сделать оружие и инструменты, где искать съедобные растения, как
обрабатывать землю, и когда сажать семена. Он научил Еву делать глиняную посуду
и ткать холсты, распознавать целебные травы и доить коз. Творец сказал, что в
естественных условиях нас обучили бы всему соплеменники. Я каждый вечер
благодарил Создателя за все, что Он делал для нас, ведь что Ему стоило бросить
нас здесь на растерзание диким зверям или на голодную смерть.
Череда восходов и закатов, время
между которыми заполнил однообразный изнурительный труд, сливалась в месяцы.
Когда прошел первый год, осенним вечером у располневшей до безобразия Евы начались
схватки. Я видел роды у овец и коз, но этот кошмар не мог сравниться ни с чем.
Прошла ночь, наступил день, мне пора было идти в поле, а Ева, измученная, с
искусанными в кровь губами, стонала, обхватив руками громадный живот. Я не
знал, чем ей помочь, метался бесцельно, пока она не велела мне идти работать. Я
пошел, но вернулся с полдороги и снова бестолково бегал по дому и двору.
На вторую ночь я уверился, что Творец
решил забрать Еву у меня. Я плакал и молил сжалиться надо мной. Лишь под утро
между ног страдалицы показалась голая, скользкая, неестественно-сизого цвета
головка, и ребенок, разорвав лоно матери, наконец появился на свет. Я глядел на
полумертвую Еву, держа на руках красный, истошно вопящий комочек плоти, и почти
ненавидел своего сына.
Молодая мать долго не могла
оправиться после родов, она едва вставала, а Каин требовательно орал день и
ночь. Он измусолил соски Евы до крови, но не желал их отпускать, он вопил,
когда его клали в заботливо устроенную постельку, он не мог уснуть, его крик звенел
в моих ушах, даже когда я находился в поле. Каково же было бедной матери! Под
глазами Евы легли темные круги, она засыпала, едва присев, но ребенок тут же
будил ее. Я все ждал, что Каин подрастет и нам станет легче, но мальчик рос, а
спокойнее не делался, лишь голос становился все пронзительнее и громче. Когда
же весной наш сын научится ползать, мы вовсе забыли о покое. Каин не полз, он
бежал на четвереньках, Ева вытаскивала его из самых неожиданных и опасных мест
дома и на дворе. Каин тащил в рот все, что находил, в результате у него болел
живот, и от его криков мне приходилось убегать спать во двор.
Авель родился через год после брата
раньше срока и почти нежданно. Ева заметила беременность лишь, когда ребенок
стал стучать ножками в ее утробе. За хлопотами мы не успевали убрать урожай,
срезанные колосья лежали необмолоченные, их клевали птицы и растаскивали
грызуны. Ева, бегая между током и норовившим удрать Каином, неловко подняла
мешок и родила здесь же под навесом на куче колючей соломы. Мальчик был
крохотным, он едва пищал, мать плакала, боясь за его жизнь, и проклинала себя
за неосторожность.
Каин кроме расстройства желудка не
болел ничем, к Авелю липли все болячки. Он простужался от всякого сквозняка, у
него то и дело был жар: из-за простуд, из-за режущихся зубов, из-за попавшей в
рот грязи, из-за волнений и просто так. Авель не плакал, когда ему было плохо,
только всхлипывал или стонал, а когда он умолкал, Ева подходила послушать,
дышит ли мальчик. Каин в это время топал по дому крепкими ножками и требовал
еды, он постоянно хотел есть. И еще он хотел, чтобы им занимались: чтоб ему, а
не Авелю щупали лобик, чтоб его носили на руках, мыли, переодевали, кутали в
одеяло, уговаривали поесть. Каин орал, требуя к себе внимания, мешал братцу
уснуть, мы шикали на него, сопровождая увещеваниями все более и более
увесистыми шлепками. Авель рос медленно, был бледненьким и очень худым. Ева
напрасно уговаривала его кушать, аппетит у малыша был плохой, особенно в
сравнении с братом. Авель поздно начал ползать и стоять, зато умственное его
развитие шло очень быстро. Малыш тянул ручонки ко всему новому, улыбался,
гукал, а в год начал произносить первые слова. Ходить и говорить Авель начал
одновременно и уже после него, научившись у младшего, заговорил Каин.
Необыкновенная смышленость Авеля
восхищала и меня, и Еву, а частые болезни и чувство вины за преждевременное
рождение заставляли нас уделять младшему больше внимания. Когда Авелю минуло
пять лет, общительный мальчик вдруг стал уходить от нас и подолгу сидеть в одиночестве.
На расспросы Евы он отвечал, что с ним разговаривает Творец. Сын не обманывал,
Создатель, в самом деле, подолгу мысленно беседовал с ребенком, совершенно
игнорируя его родителей. Он сказал мне, что Авель талантлив и умеет неординарно
мыслить. Я гордился сыном, хотя мне и было немного обидно, что со мной-то
Творец последнее время почти не общается.
Дети
Солнце поднялось над покосившимся
плетнем и принялось немилосердно жарить мальчиков, пропалывающих грядку, на
которой ростки бобов едва виднелись из-за сорняков. Похожий на медвежонка
семилетний Каин, голый по пояс и босой, работал, стоя на четвереньках. Его лицо
и спутанные волосы были покрыты слоем песка, сыплющегося с корней выдираемых
растений. Щупленький Авель, одетый в довольно чистую шерстяную рубаху, сидел на
корточках и то и дело поднимался, чтобы вытряхнуть из сандаликов песок или
проследить за бегущей по своим делам букашкой. Вскоре он, не говоря ни слова
брату, пошел прочь, лег под шелковицей на траву и принялся высматривать в
ветвях незрелые плоды. Каин, стряхнув песок с волос и вытерев ладони о штаны,
подошел к брату и сел рядом:
– Раз ты не работаешь, я тоже не
буду, – заявил он.
– Сиди, сиди, отец тебя взгреет! –
ехидно протянул Авель.
– Тебя тоже.
– Меня нет, я болею.
– Врешь. Что у тебя болит?
– Все. И голова от солнца кружится.
– У меня тоже кружится.
– Кто тебе поверит! Все знают, что у
тебя никогда ничего не болит.
– Почему это вдруг, у меня ничего не
может заболеть?
– Потому что в тебе дьявол сидит, вот
почему, – Авель, рассмеявшись, показал брату язык.
– Мама говорит, это неправда. Дьявол
не может в человека вселиться. И, вообще, не может к нам придти. Хорошо, что не
может, иначе он бы всех поубивал. Он страшнее медведя.
– Намного страшней. Только он тебя не
убьет, ты ему нравишься.
– С чего ты взял?
– Еще как нравишься! Ты же такой
гадкий! Дьявол все гадкое любит, – добавил Авель, вскакивая и отбегая,
поскольку Каин засопел и сжал кулаки. – Тебе меня бить родители не велели, –
спешно напомнил младший, – и Боженька.
Каин, услышав про Боженьку, вновь сел
на траву.
– Дьявол всех ненавидит, и меня тоже,
– пробурчал он.
– Стал бы он в тебя вселяться, если
бы ненавидел, – держась на почтительном расстоянии, заявил Авель.
– Никто в меня не вселялся!
– Вселялся, вселялся, мне Боженька сказал.
– Не ври!
– Честное слово, сказал. Да я и сам
видел.
– Что ты видел, гадкий врун?!
– Как дьявол из тебя вылезал, вот что
я видел!
– Никогда дьявол из меня не вылезал,
у мамы спроси!
– А мама не видела, и папа не видел,
и ты не видел, потому что спал. А я не спал и видел, дьявол из тебя вылез и
хотел меня убить.
– Что же он тебя не убил?
– А я от него на дерево забрался, он
внизу прыгал, прыгал, а достать не смог.
– Если бы за тобой дьявол гнался, ты
бы так орал, что всех бы разбудил, – презрительно хмыкнул Каин.
– Я и орал. Только отец с матерью
далеко были и не слышали, а ты проснуться не мог, ведь дьявол- то из тебя
вылез, а он у тебя вместо души.
– У самого у тебя дьявол вместо души!
– кидаясь на брата, закричал Каин.
Авель, хоть и маленький, но ловкий,
пробежал пару кругов по двору и, оторвавшись от брата, как котенок,
вскарабкался на дерево. Упитанный Каин безуспешно пытался последовать за
младшим.
– Стал бы Боженька со мной разговаривать,
будь у меня дьявол вместо души! – сидя на ветке, рассуждал Авель. – Боженька с
тобой потому и не разговаривает, что в тебя дьявол вселился. Он ведь никогда с
тобой не разговаривает, я знаю.
– Не вселялся в меня дьявол, ты все
врешь! – со слезами на глазах кричал Каин, швыряя в брата комьями земли. – Я
убью тебя, чтоб ты не врал!
– Помогите! – в притворном испуге
кричал Авель. – В Каина вселился дьявол, он хочет меня убить! Каин хочет меня
убить!