1

Тем летом я часто летал в командировки, и заниматься дачей было некогда. Огород зарос травой, сад дичал. Лишь в начале осени, когда я уладил свои далёкие дела, мы с семьёй стали снова приезжать на участок, чистить сад, прибираться.

Примером ухоженности для нас теперь являлась соседняя дача, прежде столь же запущенная, а с недавних пор обретшая новых хозяев.

За работой, мы познакомились с новыми соседями, Дмитрием Николаевичем, и его женой Анной. На даче они бывали каждые пятые сутки, и совпавшие с выходными дни мы виделись, порой общались.

Несколько раз мы на их веранде пили кофе, чай. Анна щебетала с моей женой на кулинарные темы, хвастала взращёнными своими руками огурцами какого-то позднего сорта, урожаем яблони и груши. Оказались у них и общие деловые темы, обе работали бухгалтерами.

За чаем, Дмитрий Николаевич непринуждённо следил за ходом женской беседы, участливо кивал, улыбался, сам же больше молчал. На вид ему было около пятидесяти: здоровый цвет лица, белые зубы, хорошая выправка. Ранняя седина скорее украшала его.

– У вас улыбка, прямо «Мистер Уайт», – полушутя, как-то я заметил ему. – В наши годы уже непросто сохранить здоровые зубы. Какая-то специальная забота?

– Да ничего особенного не предпринимаю, видимо просто удачные гены, – улыбнулся Дмитрий Николаевич. – К тому же, не курю, от кофе воздерживаюсь. Работа не позволяет.

Спрашивать его о работе мне показалось неприличным; предположив, что человек он военный, я в ответ смолчал.
В тоне голоса Дмитрия Николаевича порой действительно было заметно нечто твёрдое, властное, свойственное офицерам старшего звена. Однако ухоженный его вид оставлял на этот счёт сомнение. Кроме того, сдержанность речи изобличали в нём сотрудника спецслужб, а нарядная спортивная одежда, запах хорошей парфюмерии, – владельца какого-нибудь магазина на центральной улице.

Во всех моих предположениях неизменным оставалось лишь следующее: Дмитрий Николаевич руководитель, вероятнее всего, значимый.

Приезжали они на дачу на неброском, но добротном автомобиле. И мои первоначальные тревоги относительно нашего разъезда в узком переулке оказались безосновательными. Дмитрий Николаевич всегда парковался аккуратно к забору, оставляя мне достаточно места для объезда.

2

Той осенью похолодало рано. С началом октября в прогнозах то и дело сообщалось о надвигавшемся к нам мощном скандинавском циклоне, обещали ветер, дожди, снежные заносы. Загрузив в багажник зимнюю резину, я с начала недели периодически заезжал в попадавшиеся по пути пункты вулканизации. Везде аврал. Встать в очередь обычно бывало некогда, и так не заменив шины на зимние, я продолжал возить их в багажнике.

В субботу погода и вовсе испортилась: холодный ливень, переходящий в снег. Дачный дом мы не топили, и чтобы не перемёрз собранный урожай яблок, жена попросила меня туда съездить: ящики утеплить, а один привезти на городскую квартиру. Сама в тот день была занята.

Приехав на участок, я в нашем проезде увидел автомобиль Дмитрия Николаевича, а потом и его самого, кутавшего в целлофан виноградную поросль. На дачу он также приехал один.

– Что, последние приготовления к зиме? – приветствовал я его.

– Ага,… этот редкий сорт винограда я привёз издалека. Жаль будет, если замёрзнет, – разогнувшись от работы, отвечал он.
Пока мы занимались на своих участках, ветер утих, а дождь вовсе перешёл в снег. Кругом заметно посветлело, земля преобразилась.

Вечерело. Закончив дела примерно в одно время, мы вышли к своим автомобилям. Прощаясь со мной, Дмитрий Николаевич обратил внимание на колёса моего автомобиля:

– А вы что, резину летнюю не сменили? – удивлённо заметил он.

– Да вот… – вздохнул я, – в багажнике всё вожу. Всюду на пунктах вулканизации не протолкнуться. Сезон.

– Так ведь нельзя ездить. Возможно обледенение.

– Доеду уж как-нибудь, потихоньку, а завтра поменяю, – с чего-то я стал вдруг оправдываться перед соседом.

– Так ехать нельзя, – неожиданно потвердевшим голосом сказал мне Дмитрий Николаевич. – И вот что я здесь советую: загоним машину на ваш участок, а домой вас я довезу, и яблоки захватим. Место для ящика у меня найдётся.

Его голос звучал столь твёрдо и убедительно, что возражения мои куда-то пропали, и я подчинился.

По пути в город Дмитрий Николаевич заметно нервничал: дорога была уже и впрямь скользкая. На городских улицах он неловко перестраивался, то и дело оглядывался по зеркалам, всё более убеждая меня в слабом умении водить машину. Я жалел, что послушал его и не поехал сам.

На светофоре пересечения нашей второстепенной улицы с проспектом Калинина, мы стояли первыми. Съезжавшие с проспекта на повышенной скорости «Жигули» вдруг стало резко заносить в нашу сторону, разворачивать… сверкнул по салону боковой свет, и задней частью машина гулко грохнулась в наше левое крыло. От удара наша машина отлетела вбок на несколько метров. Я стукнулся лбом в зеркало заднего вида, и оно отвалилось, а Дмитрий Николаевич ударился виском в стойку своей двери.

– Целы? – осторожно спросил он меня.

– Да ничего, вроде цел, – отвечал я, растирая лоб.

Уткнувшись в противоположный бордюр, «Жигулёнок» встал. Из рывком распахнувшейся водительской двери выскочила женщина и бегом направилась к нам. Мы вышли ей навстречу.

– Так… Вы меня ударили! – приближаясь, ещё издали истерично крикнула Дмитрию Николаевичу женщина. – Вы в меня врезались…

В мелькавшем свете фар что-то чернело по её лбу, спутанным волосам. Я догадался, что именно, и крикнул ей:
– У вас лоб в крови!

– Ерунда! У вас вон тоже… – зажатым в руке мобильным телефоном отмахнулась от меня женщина и снова набросилась на почему-то молчавшего Дмитрия Николаевича:

– Вы в меня врезались. Слышите?

– Вы… с управлением не справились, – веско, и как-то презрительно сказал, наконец, он женщине, и качнулся вбок. – Голова кружится.

Я подхватил его, и кое-как усадил обратно на сиденье.

Его тон смутил женщину. Смолкнув, она отступила в сторону и стала взволнованно нажимать клавиши своего телефона, кому-то звонить. Опомнился и я, стал набирать номер «Скорой помощи».

Невзирая на снегопад, собирались люди. Заслышав приближавшийся вой сирены «Скорой», я вновь встрепенулся: нужно сообщить о случившемся родным Дмитрия Николаевича.

Заметив в ячейке между сиденьями темнеющий прямоугольник мобильного телефона Дмитрия Николаевича, я взял его: к счастью, кнопки не были заблокированы.

Первым в списке его абонентов значился какой-то Алексей Второй... я нажал кнопку вызова.

– Алло, слушаю, командир, – отозвался весёлый голос в трубке.

Подъехала «Скорая», и я отвлёкся от телефона. Врачи сработали оперативно. Продезинфицировав рану на моём лбу, заклеили пластырем. Женщине сделали то же самое, убедив выпить пару таблеток успокоительного. Констатировав у Дмитрия Николаевича сотрясение мозга, порекомендовали ему лечь на носилки и перевезли в свою машину. Хлопнули двери, и машина укатила.

Позвонив домой, я вкратце рассказал жене о случившемся, попросил не волноваться.

Тренькнул телефон Дмитрия Николаевича. Звонил Алексей Второй.

– Алло… Дмитрий Николаевич? Что у вас происходит? Куда пропали?

– Вы кем ему приходитесь? – спросил я.

– А вы?
– Сосед по даче, ехали вместе домой, случилось ДТП. Дмитрия Николаевича увезла «Скорая»…

– Ох, что это?.. – после паузы короткого недоумения, Алексей опомнился: – Так, понятно, выезжаю. Где всё произошло?

Я назвал место происшествия, и опять спросил: «Вы-то, кем ему приходитесь?»

– Дмитрий Николаевич наш КВС. Командир воздушного судна гражданской авиации, – уже крикнул в трубку Алексей. – Я второй пилот. Выезжаю. Буду на месте через пятнадцать минут.

Эта новость впечатлила меня, пожалуй, больше, чем случившееся ДТП. Явилось вдруг ощущение, столь знакомое каждому в минуты посадки в самолёт: уходящая в глубокий полумрак теснота салона, плотно стоящие меж собой ряды кресел, указатели «аварийных выходов», ремни безопасности, – всё качественно, надёжно…тревожно.

Приехали муж участницы ДТП, полиция. Заметно успокоившись, женщина рассказала полицейским случившееся:

– Поворачивала с проспекта, с моей машиной что-то случилось… удар, потом ещё удар. Толком ничего и не поняла.

Перемена в её докладе казалась странной. Всего полчаса назад она заявляла, что наш автомобиль врезался в её… ну да ладно, бог с этим.

Отведя меня в сторону, муж виновато пробормотал:

– Я посмотрел ваши повреждения, крыло, бампер. Не переживайте, пожалуйста, если наша страховка убытки не возместит, добавим.

Свидетелем от второго участника ДТП, я рассказал полицейским, что видел.

Подъехал Алексей. Мы познакомились. На вид ему было ближе к сорока: строен, приветлив. Расспросив о состоянии здоровья Дмитрия Николаевича, подробности случившегося, он подключился к делу.

Будучи недалеки по возрасту, мы легко нашли общий язык: выгнули вмятое в шину крыло, осмотрели ходовую часть, я попробовал ехать. Левое колесо чуть вывернуто, управлять неудобно, но возможно.

– И что на это сказал Дмитрий Николаевич? – между делом, спросил Алексей.

– Да ничего особенного… женщине лишь заметил, что «не справилась с управлением».

– Кажется, я узнаю этот его тон, – многозначительно усмехнулся Алексей.

– В каком смысле?

– Вспоминаю другой случай, когда он так говорил.

Сев за руль, я последовал за машиной Алексея в сторону дома Дмитрия Николаевича.

Встретившая нас Анна взволновалась, но тут же взяла себя в руки:

– Едем в больницу?

– Да. Сейчас же, – кратко отвечал Алексей, и мы вернулись к его машине. Анна догнала нас.

3

В дороге, мне не терпелось спросить подробнее о работе Алексея. Ведь лётчики гражданской авиации особая каста. Контакты с ними у пассажиров почти всегда односторонние, как правило, с динамика над головой: «Добрый день,… вечер,… ночь. Вас приветствует командир корабля… рейса… следующего до аэропорта… Ориентировочное прибытие в…».

– И что же за случай вы давеча упомянули? – спросил я Алексея.

– А-а… домашнее это, семейное, – усмехнулся Алексей. – В прошлом году у меня с женой вконец разладились отношения, и мы решились на развод. Узнавший об этом Дмитрий Николаевич как-то перед полётом спросил меня примерно то же самое: «Что, не справился с управлением?»

Слова его запали в душу. После я много думал над этим, говорил с женой,… в общем, мы остались вместе. Более того, ждём теперь второго ребёнка, сына.

– А работаете где?

– В авиакомпании «Кавминводыавиа», летаем на «ТУ-154», борт 85***. Послезавтра в рейс, а тут такое обстоятельство…

В больнице нас успокоили: состояние Дмитрия Николаевича стабильно, здоровью ничего не угрожает, но по причине сотрясения мозга требуется недельку «прокапаться», желательно полежать.

В палате Дмитрий Николаевич встретил нас с той же светлой улыбкой. Посетовал о случившемся, расспросил о машине, посочувствовал Алексею:

– С Кривошеевым полетишь?

– Видимо, да, – отозвался Алексей.

Анна осталась в палате с мужем, а мы с Алексеем пошли перекусить в больничном буфете.

– Дела наши неважны, – за чаем с бутербродом говорил Алексей. – Авиакомпании укрупняют, и идёт слух, что «Кавминводыавиа» скоро лишат лётной лицензии. У нас ведь небольшой авиапарк, всё «Тушки», причём с большим налётом. «Аэрофлот» же постепенно набирает былую мощь. И здесь, конечно, необходимо идти в ногу со временем, закупать самолёты мировых гигантов-авиапроизводителей «BOIENG» и «AIRBAS». Я будущей весной тоже планирую ехать в Германию, переучиваться на управление «AIRBAS 321». А вот Дмитрию Николаевичу 54, ему уже поздновато. Зато сын его, Миша, выучился на управление «BOIENG737». Год как летает вторым пилотом в «ДонАвиа».

– Большой у вас лётный стаж? – спросил я.

– У меня почти восемь, а у Дмитрия Николаевича более тридцати тысяч часов. Он застал ещё советские времена, когда «ТУ-154» был гордостью нашей авиации.

– Легко работать с Дмитрием Николаевичем?

– Это как сказать… у нас около пятисот совместных часов налёта. Любит повторять, что всем управляет разум, и только разум. Без разума, нет ничего.

Отпив чай, Алексей призадумался и, вспомнив тенью набежавшую мысль, добавил:

– У него было однажды лётное происшествие, к счастью обошедшееся без жертв. Из-за превышения скорости снижения в аэропорту Nвышла грубая посадка. В результате чего при касании взлётно-посадочной полосы подломилась передняя стойка и лопнула шина. По счастливой случайности возгорание не случилось и катастрофы не произошло. У пассажиров всё обошлось ушибами, вывихами, а одна женщина сломала ногу.

Свой отчёт о том происшествии Дмитрий Николаевич закончил просто и без обиняков: «…в результате чего, с управлением не справился». Мужики потом смеялись, что этого можно было и не указывать, ясно и так.

Зато второй пилот того рейса Женька Колосов глубоко проникся простой точностью изложения. Занятия по физподготовке всегда заканчивал усмешкой: «с управлением, кажется, справился». Позже он в Голландии переучился на управление громадиной «AIRBAS 330», и уже лет пять работает в «Аэрофлоте» командиром воздушного судна.

4

Домой я вернулся без яблок. Забыл в машине Дмитрия Николаевича.

Было уже поздно. Рассказав подробности случившегося жене, отправился в спальню.

Заснуть долго не удавалось. Раскрыв ноутбук, я в поисковом запросе набрал «ТУ - 154».

«Википедия»:
Среднемагистральный пассажирский самолёт СССР.

Экипаж – 5 чел.
Количество пассажиров: 164 – 180 чел.

В период 1968-2011г. выпущено 1026 единиц разной модификации.

В разделе «Аварии и катастрофы»: потеряно 72 самолёта. Погибло 3172 человека. Большинством причин трагедий обозначен человеческий фактор.

Аварий с подломом носовой стойки в таблице приведено несколько. И так как место происшествия Алексей не назвал, наиболее подходящим приведён случай с «ТУ-154» в аэропорту Кутаиси 20.10.1990г. «Из-за перегруза при предельной передней центровке подломилась носовая стойка шасси». Всего на борту находилось 171 человек, потери 0.

…В детстве мы с братом лепили «ТУ 154» из пластилина, а пределом мечтаний в перелётах с родителями был именно этот лайнер. Но расстояния и пассажиропоток наших направлений бывали небольшими, и летали мы больше на «ЯК-40» да «АН-24».
________

…С холмов объездной дороги открывается широкая панорама аэропорта Минеральные воды.

«Кавминводыавиа» расформирована, а четыре «ТУ-154» выстроены в колонну в стороне от взлётной полосы. Позже самолётов осталось три, и их отбуксировали ещё дальше от основных лётных магистралей, установили в чуть скошенный ряд. Видом с дороги, строения аэропорта закрывают большую часть фюзеляжей, поблёскивают на южном солнце лишь крылатые хвосты.

С наступлением весны мы снова на даче каждые выходные. Соседи и того чаще: говорят, что в отпуске.

Как и прошлой осенью, мы приятно общаемся, на их веранде пьём чай. Анна жалуется на замёрзший-таки виноград, хвалится рассадой помидор. Дмитрий Николаевич с улыбкой отхлёбывает чай, помалкивает.

Напрашиваться с разговорами о его работе неудобно, сам же об этом почти не упоминает. Машину свою он починил, но явившийся стук в стойке левого колеса его беспокоит, и просит порекомендовать толкового мастера-механика.
В один из выходных дней они приехали на дачу с несколькими коробами старой одежды.

– Вот, в шифоньере прибралась, – объяснила жене Анна. – Столько скопилось разного,… а выбросить жалко. Ведь для работы на даче ещё вполне сгодится!

И вместо спортивных костюмов Дмитрий Николаевич работает теперь в своём поношенном форменном плаще, мятой рубашке, – без золотистых нашивок, «крылатой» кокарды и погон. Плащ уже давно потерял свой синий лоск, – выгорел, побледнел, а рубашка не белоснежна.