Стихи Осипа Мандельштама
Мандельштам Осип Эмильевич (1891 - 1938) - русский поэт, прозаик, эссеист, переводчик и литературный критик. Поэзия насыщена культурно-историческими образами и мотивами, отмечена конкретно-вещественным восприятием мира, трагическим переживанием гибели культуры. Репрессирован, реабилитирован посмертно.
С веселым ржанием пасутся табуны...
С веселым ржанием пасутся табуны,
И римской ржавчиной окрасилась долина;
Сухое золото классической весны
Уносит времени прозрачная стремнина.
И римской ржавчиной окрасилась долина;
Сухое золото классической весны
Уносит времени прозрачная стремнина.
В тот вечер не гудел стрельчатый лес......
В тот вечер не гудел стрельчатый лес органа,
Нам пели Шуберта — родная колыбель.
Шумела мельница, и в песнях урагана
Смеялся музыки голубоглазый хмель.
Нам пели Шуберта — родная колыбель.
Шумела мельница, и в песнях урагана
Смеялся музыки голубоглазый хмель.
Мы живем, под собою не чуя страны...
Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлёвского горца.
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлёвского горца.
Айя-София
Айя-София,- здесь остановиться
Судил Господь народам и царям!
Ведь купол твой, по слову очевидца,
Как на цепи, подвешен к небесам.
Судил Господь народам и царям!
Ведь купол твой, по слову очевидца,
Как на цепи, подвешен к небесам.
В непринужденности творящего обмена
В непринужденности творящего обмена
Суровость Тютчева1 с ребячеством Верлэна
Скажите, кто бы мог искусно сочетать,
Соединению придав свою печать?
Суровость Тютчева1 с ребячеством Верлэна
Скажите, кто бы мог искусно сочетать,
Соединению придав свою печать?
Из полутемной залы, вдруг...
Из полутемной залы, вдруг,
Ты выскользнула в легкой шали -
Мы никому не помешали,
Мы не будили спящих слуг...
Ты выскользнула в легкой шали -
Мы никому не помешали,
Мы не будили спящих слуг...
Вооруженный зреньем узких ос
Вооруженный зреньем узких ос,
Сосущих ось земную, ось земную,
Я чую все, с чем свидеться пришлось,
И вспоминаю наизусть и всуе...
Сосущих ось земную, ось земную,
Я чую все, с чем свидеться пришлось,
И вспоминаю наизусть и всуе...
Колют ресницы, в груди прикипела слеза.
Колют ресницы, в груди прикипела слеза.
Чую без страху, что будет и будет гроза.
Кто-то чудной меня что-то торопит забыть.
Душно,- и все-таки до смерти хочется жить.
Чую без страху, что будет и будет гроза.
Кто-то чудной меня что-то торопит забыть.
Душно,- и все-таки до смерти хочется жить.
Я вздрагиваю от холода...
Я вздрагиваю от холода,-
Мне хочется онеметь!
А в небе танцует золото,
Приказывает мне петь.
Мне хочется онеметь!
А в небе танцует золото,
Приказывает мне петь.
Я не увижу знаменитой «Федры»
Я не увижу знаменитой «Федры»,
В старинном многоярусном театре,
С прокопченной высокой галереи,
При свете оплывающих свечей.
В старинном многоярусном театре,
С прокопченной высокой галереи,
При свете оплывающих свечей.
Когда мозаик никнут травы...
Когда мозаик никнут травы
И церковь гулкая пуста,
Я в темноте, как змей лукавый,
Влачусь к подножию креста.
И церковь гулкая пуста,
Я в темноте, как змей лукавый,
Влачусь к подножию креста.
Вы, с квадратными окошками, невысокие дома,—
Вы, с квадратными окошками, невысокие дома,—
Здравствуй, здравствуй, петербургская......
И торчат, как щуки ребрами, незамерзшие......
И еще в прихожих слепеньких валяются коньки.
Здравствуй, здравствуй, петербургская......
И торчат, как щуки ребрами, незамерзшие......
И еще в прихожих слепеньких валяются коньки.
Как светотени мученик Рембрандт...
Как светотени мученик Рембрандт,
Я глубоко ушел в немеющее время,
И резкость моего горящего ребра
Не охраняется ни сторожами теми,
Я глубоко ушел в немеющее время,
И резкость моего горящего ребра
Не охраняется ни сторожами теми,
Стансы (Я не хочу...)
Я не хочу средь юношей тепличных
Разменивать последний грош души,
Но, как в колхоз идет единоличник,
Я в мир вхожу,— и люди хороши.
Разменивать последний грош души,
Но, как в колхоз идет единоличник,
Я в мир вхожу,— и люди хороши.
В морозном воздухе растаял легкий дым
В морозном воздухе растаял легкий дым,
И я, печальною свободою томим,
Хотел бы вознестись в холодном, тихом гимне,
Исчезнуть навсегда, но суждено идти мне
И я, печальною свободою томим,
Хотел бы вознестись в холодном, тихом гимне,
Исчезнуть навсегда, но суждено идти мне
Темных уз земного заточенья
Темных уз земного заточенья
Я ничем преодолеть не мог,
И тяжелым панцирем презренья
Я окован с головы до ног.
Я ничем преодолеть не мог,
И тяжелым панцирем презренья
Я окован с головы до ног.
Среди лесов, унылых и заброшенных...
Среди лесов, унылых и заброшенных,
Пусть остается хлеб в полях нескошенным!
Мы ждем гостей незваных и непрошенных,
Мы ждем гостей!
Пусть остается хлеб в полях нескошенным!
Мы ждем гостей незваных и непрошенных,
Мы ждем гостей!
Сусальным золотом горят...
Сусальным золотом горят
В лесах рождественские елки,
В кустах игрушечные волки
Глазами страшными глядят.
В лесах рождественские елки,
В кустах игрушечные волки
Глазами страшными глядят.
В тот вечер не гудел стрельчатый лес органа
В тот вечер не гудел стрельчатый лес органа,
Нам пели Шуберта — родная колыбель.
Шумела мельница, и в песнях урагана
Смеялся музыки голубоглазый хмель.
Нам пели Шуберта — родная колыбель.
Шумела мельница, и в песнях урагана
Смеялся музыки голубоглазый хмель.
Звук осторожный и глухой
Звук осторожный и глухой
Плода, сорвавшегося с древа,
Среди немолчного напева
Глубокой тишины лесной...
Плода, сорвавшегося с древа,
Среди немолчного напева
Глубокой тишины лесной...
Мастерица виноватых взоров...
Мастерица виноватых взоров,
Маленьких держательница плеч!
Усмирен мужской опасный норов,
Не звучит утопленница-речь.
Маленьких держательница плеч!
Усмирен мужской опасный норов,
Не звучит утопленница-речь.
Я скажу это начерно, шопотом
Я скажу это начерно, шопотом
Потому что еще не пора:
Достигается потом и опытом
Безотчетного неба игра.
Потому что еще не пора:
Достигается потом и опытом
Безотчетного неба игра.
Мороженно! Солнце. Воздушный бисквит.
"Мороженно!" Солнце. Воздушный бисквит.
Прозрачный стакан с ледяною водою.
И в мир шоколада с румяной зарею,
В молочные Альпы, мечтанье летит.
Прозрачный стакан с ледяною водою.
И в мир шоколада с румяной зарею,
В молочные Альпы, мечтанье летит.
Сегодня ночью, не солгу
Сегодня ночью, не солгу,
По пояс в тающем снегу
Я шел с чужого полустанка.
Гляжу - изба: вошел в сенцы,
По пояс в тающем снегу
Я шел с чужого полустанка.
Гляжу - изба: вошел в сенцы,
Как светотени мученик Рембрандт
Как светотени мученик Рембрандт,
Я глубоко ушел в немеющее время,
И резкость моего горящего ребра
Не охраняется ни сторожами теми,
Я глубоко ушел в немеющее время,
И резкость моего горящего ребра
Не охраняется ни сторожами теми,
Мне холодно. Прозрачная весна
Мне холодно. Прозрачная весна
В зеленый пух Петрополь одевает,
Но, как медуза, невская волна
Мне отвращенье легкое внушает.
В зеленый пух Петрополь одевает,
Но, как медуза, невская волна
Мне отвращенье легкое внушает.
Жил Александр Герцович...
Жил Александр Герцович,
Еврейский музыкант,-
Он Шуберта наверчивал,
Как чистый бриллиант.
Еврейский музыкант,-
Он Шуберта наверчивал,
Как чистый бриллиант.
Что поют часы-кузнечик...
Что поют часы-кузнечик.
Лихорадка шелестит,
И шуршит сухая печка,—
Это красный шелк горит.
Лихорадка шелестит,
И шуршит сухая печка,—
Это красный шелк горит.
Вечер нежный. Сумрак важный...
Вечер нежный. Сумрак важный.
Гул за гулом. Вал за валом.
И в лицо нам ветер влажный
Бьет соленым покрывалом.
Гул за гулом. Вал за валом.
И в лицо нам ветер влажный
Бьет соленым покрывалом.